Ты гость в моем доме, а я гостеприимен. Я проявляю гостеприимство в своей постели. Ты рядом со мной. Я на тебе, но пока не в тебе.

Этого я подожду до завтрашнего утра, когда буду знать, что домработница в кухне, а садовник на улице. Тогда я буду в тебе. Я не могу объяснить тебе, каким образом это и есть величайшая спешка, пока ты зажимаешь свой рот моим плечом. Я сверху.

Пока мы были вместе, я не спрашивал о том, за кем ты замужем, потому что считал все это временным. Конечно, а как же еще? Какими бы ни были твои резоны, я не знал и не спрашивал про них. Они твои. Мы не говорили о нем долгое время.

Но когда мы начали этот разговор, я удивился, как все оказалось просто.

Может, потому, что мы оба писатели?

Это была единственная причина, по которой в этом случае могло что-то получиться.

И по которой не получилось.

Мы разговаривали, лежа в постели. Простыни были влажными, вентилятор над головой издавал бесконечные стоны. Я признался, что изменяю. Причем двойным, тройным образом. Ты сказала, что уже бывала с женатыми. Я вынужден был признаться, что никому больше не говорил такого, и ты сказала, что тоже.

Ты спросила, почему ты не можешь быть сверху.

И я не сказал тебе. Я скажу, но не сейчас.

Я обнаружил, что говорю с тобой о своей жене чаще, чем с кем-либо еще. Это нервировало. Иногда мне казалось, что она находится тут же с нами, в комнате, смотрит и слушает. У меня много лет не было этого чувства. Почему ты вернула ее? Нет, это неверно. Она никогда и не уходила.

Медленно ты заговорила о том, за кого вышла замуж. Ты сказала, что все было не так. Что там особо нечего спасать. Я уловил слово «компаньоны». Но промолчал. Я не желаю спрашивать, потому что может показаться, будто мне интересно узнать больше. Но сейчас я вполне доволен текущим поворотом, таким, как он есть. Когда что-то изменится, мы узнаем об этом и будем вести себя соответственно. Как и всегда.

Но я сказал, что у меня есть кто-то еще.

Потому что это же правда. И ты всегда знала про нее, и что она в другом городе, на практике, на несколько месяцев. Сначала я думал, что это — ну, мы с тобой — будет быстрым. Пока ты не заговорила о проблемах с твоим браком. Откуда же я мог знать?

Так что, детка, это все время, что у нас есть, и для меня каким-то образом так даже лучше, более возбуждающе. Это как список из десяти вещей, которые надо успеть сделать перед смертью, и его исполнение. У нас мало времени, так будем им наслаждаться. Сперва, думаю, тебе это нравилось. Еще и потому, что мы едва вспоминали о ней. Мы были слишком заняты. Трахались.

Я снова стал подростком.

Такого никогда не было. Столько хорошего секса. Лежащая, ты представляла собой прекрасную картину.

А еще нас видели вместе.

Потому что мы нарывались на неприятности — так ты это называла.

Мы оба артисты в душе, и ты, и я. Нам нравится вызывать скандалы, чувствовать, как слухи окружают нас звездной пылью. И мы хорошие писатели, именно потому, что знаем, что слова на бумаге могут вызывать те же чувства. Драму, представление, безумную заявку на бессмертие. Мы становимся любителями Эры Джаза. Какими-то вечерами наш кайф огромен, как вся вселенная. Это неисправимо. И я люблю это. Как кто-то сказал, мы горим с обоих концов.