Я улыбнулся, но укол ревности где-то внутри был обжигающе горячим и болезненным.

— А вы? — спросила ты. — Чем занимаетесь вы?

Я сказал, что мое занятие самое тоскливое из всех возможных.

— Так вы… поэт?

— Хуже. Я публикую поэзию.

— О господи.

Мы на секунду рассмеялись, а потом ты спросила меня почему.

Обычно люди не спрашивают об этом в первый же момент. Они говорят, что это чудесно, или благородно, или замечательно.

Я рассказал, что мой отец был поэтом. Ладно, он еще был профессором, но и поэтом, всегда. Он писал не на английском языке, и после его смерти, поскольку больше было некому, я перевел его труды и обнаружил, что их некому издавать.

Так что я бросил свою работу журналистом — «у меня все равно дерьмово получалось» — и основал независимое издательство. Можно сказать, мое издательство функционирует в основном на любви и свежем воздухе, а также на иностранном финансировании. Это невероятно, но мы до сих пор держимся, оставаясь непотопляемыми.

— Это, должно быть, трудно, — просто сказала ты.

Это действительно так, но никто раньше не говорил мне этого.

— И что же?

Ну и теперь я готовлю к изданию антологию.

— Какого рода антологию?

Мне было почти неловко произносить это, потому что я хотел произвести на тебя хоть какое-то впечатление. Одна из этих «отмечающих десятилетие стихов» антологий…

— Вы занимаетесь этим уже десять лет?

Я кивнул, и в этот момент я не мог этого не признать.

— Да. Мы. Мы занимаемся…

— Вы и…