Мы стояли так близко друг к другу, что я чувствовал на своем лице твое дыхание.

— Не знаю… — Я впервые за все время расслышал признаки нервозности в твоем голосе, и именно это заставило меня наклониться и поцеловать тебя. Ты взяла мое лицо в ладони. Оторвавшись друг от друга, мы затихли. Весь мир, казалось, умолк. Снаружи замолчали сверчки. Убежали собаки. Улегся ветер. На мили вокруг был слышен только звук нашего дыхания. Ты провела пальцем по контуру моего подбородка и сказала, что у меня изящное лицо.

Мы снова поцеловались. На сей раз более жадно. Мои руки скользнули вниз по твоей спине, но тут ты отступила на шаг.

— Ладно, — прошептала ты, — иди.

Я был убит. Но я пожелал тебе спокойной ночи и ушел. Я пролежал всю ночь без сна, думая, может ли это повториться. Будет ли что-то еще. Я думал про ворота и как они подались под нашими руками. Как открылись, выпустив нас на волю.

Новый день принес новую жизнь и дрожь ожидания чего-то, что пока окончательно не окрепло. Воздух был насыщен бесконечными возможностями. Когда мы вышли из комнат, даже завтрак казался приключением. Но дневной свет, как и положено, разлучил нас. Почти. После обеда я, как школьник, прокрался в твою комнату, и мы легли на кровать. Мы не раздевались и не заходили дальше невинных поцелуев. Для этого есть ночь, и я едва мог дождаться ее. День казался таким ужасно долгим. В конце дня ты ушла на прогулку с переводчиком и звукорежиссером. Я сидел и работал на веранде и видел, как вы втроем удалялись, уходя по полям. Иди-иди, говорил я себе, и возвращайся, неся с собою долгожданные сумерки.

Когда ты вернулась, твои туфли были покрыты красной пылью от здешней огненной земли. Я приготовил тебе ужин. Ладно, я приготовил ужин на всех. Карри из деревенской курицы, его надо было есть с местным мучнистым зерном. Оно тоже было тяжелым и красным, как земля, от него шел пар, из него скатывались шарики, которые мы ели, окуная в подливу. Ты была голодна; ты ела руками, но так, словно не была к этому привычна. Что еще умеют делать эти руки?

Я был рассеян и уже начинал раздражаться, что день никак не кончается. Всем хотелось бездельничать; принесли выпивку, стали разливать. Как бы я хотел, чтобы они все сказали, что устали, пожелали друг другу доброй ночи и разошлись. Но ничего подобного. Начались разговоры, звучала музыка, и я думал, что просто взорвусь от ярости. На секунду я даже подумал, что сегодня уже ничего не будет. Что нам снова придется ждать целый завтрашний день. И если это будет так, я просто сдохну.

Но к полуночи компания поредела. Люди начали расходиться по комнатам. Остались только мы, сценарист и переводчик. Вокруг лампы кружили насекомые. Из-под раковины вдруг выскочила жаба, напугав тебя. Я уже успокоился. Я знал, что у нас будет время побыть вдвоем.

Наконец, мы все поднялись, чтобы разойтись. Ты взглянула на меня. И я понял. Мы пойдем по своим комнатам, а потом я приду к тебе.

Я в нетерпении выждал пять минут, сидя в темноте на собственной кровати, а затем рванул в твою комнату. Ты лежала в постели, и на тебе было то же, что было в ночь полнолуния. Белое. В нашем поцелуе сконцентрировался весь мир. Весь этот день случился только для того, чтобы мы оказались тут, в этом моменте. Ты водила руками по моей груди, плечам, спине. Я поцеловал твою шею, и ты слегка застонала. Я был сверху, но старался не давить на тебя. Я не хотел спугнуть тебя, не хотел казаться слишком жадным. Вскоре я начал стягивать рубашку. Но ты оставила свою. Я только расстегнул несколько верхних пуговиц и скользнул губами ниже. Я увидел край твоего лифчика, кружевного и белого, и чуть не заплакал. Я медленно оттянул его в сторону языком, и когда мой рот накрыл твой сосок, ты вздохнула. Я не мог, не мог насытиться тобой. Но я боялся спешить. Так что я сделал несколько глубоких вдохов и постарался замедлиться. Ты же, казалось, и вовсе не спешила. Я снял пижаму и остался голым.

— Потяни, — прошептал я, когда твои пальцы нырнули в волосы у меня на груди. Это было больно. И прекрасно. Ты стянула свое платье и лифчик.

Ты так прекрасна.

Так медленно у меня не было с тех пор, как я был подростком и о сексе вообще не было разговора. Это было медленное горение. Со мной уже очень давно не случалось такого. Секс, как правило, происходит в горячечной спешке. Прелюдия — спеша и задыхаясь, чтобы скорее перейти к делу. И оно тоже кончается быстро. А теперь я даже не знал, к чему мы идем. Ты держала меня в неопределенности. Ты наслаждалась поцелуями, скольжением кожи по коже, тем, как пальцы прослеживают складки и линии, медленным избавлением от одежды.

В какой-то момент мои руки скользнули по твоему животу и ниже, за линию талии. Я зацепил резинку, охватывающую тебя. Ты ласково положила руку поверх моей.

— Нам нельзя…

— Чего? — Я не был уверен, что правильно расслышал.

— Сегодня… Я хотела сказать, не сегодня…

Прежде чем справиться с собой, я спросил почему. Не надо было. Это было неправильно.

Но ты, казалось, нисколько не взволновалась. Ты просто ответила, что у тебя месячные.