Я повернулся к тебе и спросил:

— А что бывает, когда бросаешь людей?

Ты помедлила крошечную секунду:

— Это позволяет вам обоим вырасти.

Эти слова были как ножи, я был разрезан и в то же самое время озарен.

Когда дело касается моей жены, хотел я сказать тебе, я никогда не смог бы причинить ей боль, потому что это сделало бы меня плохим человеком. Тогда я бы осуждал себя, и такое самоосуждение убивало бы меня. Но я все равно знал бы, что делаю это. Ненавидя себя и за то, что делаю, и за то, чего не делаю.

Может быть, почувствовав эту спираль перепадов настроения, ты нежно поцеловала меня в шею, потом сильнее, оставив небольшой след. Я сделал то же на твоей груди. Ниже. Чтобы показать, что ты, по крайней мере пока все это длится, принадлежишь мне. А потом это померкнет, как память обо мне.

— Тебе грустно?

Я кивнул.

— Отчего?

Я с трудом смог заставить себя произнести это. Что я счастлив и что в этом и есть наш конец.

— Это, знаешь, как приехать в аэропорт, — начал я. — Уже воображая себе, как покидаешь это место… Это уже предопределено. Мы всегда прибываем и убываем одновременно.

Это было непереносимо. Мы вцепились друг в друга, словно в последний раз. Он не последний, нет. Этого не может быть, повторял я себе. Изможденные, мы незаметно погрузились в сон.

Но я спал чутко. Я так боялся, что начну храпеть, или слишком стесню тебя, или прижму твою руку, что я просыпался, кажется, каждые несколько минут. Вскоре я увидел, что сквозь створки жалюзи начинают пробиваться лучи света. Они ласково касались твоего лица. Когда я смог ясно различить очертания твоей щеки, подъем лба, все твои очертания, я понял, что должен уйти.

Я открыл дверь. Светало.

В коридоре я встретил писателя. Мы пожелали друг другу доброго утра, словно это была самая естественная вещь на свете, и каждый продолжил свой путь. Он на свою прогулку, я — в свою комнату.