Косо мелькнули за иллюминатором последние дома райцентра, а дальше пошла тайга. Ровной ниткой протянулась дорога — среди ржавых болот. По ней зимой вывозят лес из тайги. Иван глядел вниз и думал о том, как много нового, неожиданного вошло в его жизнь с вахтовым поселком. Иван больше беспокоился собственно не о самом поселке, а о том, как они там будут жить. Раньше тоже была вахта. Утром машина доставит на лесосеку, вечером — домой. А тут двенадцать дней и ночей на одном пятачке. Это ведь не все просто.

Бригаду сколотил хорошую. Старый товарищ Алексей Иванович Гришин, вальщик. Коренастый, немногословный. Навалит хлыстов, а видит, что сучкоруб не управляется, берет топор и пошел помогать без лишних разговоров. На трелевке — Ярослав Иванович Рожко. Этот сам пришел, сказал: «Возьми, Иван Григорьевич, в вахтовый. Больше не подведу». Был такой случай — прошлой зимой не вышел на работу, а дело горело. Иван сам сел на трактор. Через три дня заявляется Рожко:

— Это кто ж за меня?

— Бригадир.

— А мне ничего не сказал.

Гришин, работавший поблизости, хмуро бросил:

— Просто он думает, что у тебя есть совесть.

Рожко потом не разгибал спины. Гришин посетовал бригадиру:

— Ну, и методы у тебя.

— А что надо было делать?

— Гнать из бригады.

— Не уверен.

Теперь, сидя в вертолете и припоминая прошлогодние перипетии, когда собиралась бригада на летнюю вахту, Дронов думает, как все это непросто: сколотить бригаду и потом суметь сплотить ее. Вон Кленову — тому легче. Он старше Ивана, многоопытнее. И авторитет опять же у него, и слава на всю область, достиг своим трудом высших почестей. Слово скажет в бригаде — закон. Жестковат, правда, побаиваются его. Зимой, бывало, едут на вахту в машине — место бригадирское никто не займет. Мелочь, конечно... Иван попроще, тот и постоит.

Но и мастер своего дела Кленов отличный. Сколько раз наблюдал Иван, как тот работает на трелевке: ни одного лишнего переезда, движения точные. В прошлом году бригада Ивана поотстала от него. Не намного, правда, но все-таки. Может, оттого, что крепко держал своих в руках Кленов, сам вкалывал до седьмого пота и всю бригаду гнал к рекорду. Хотел всех обойти... Да, есть чему у него поучиться — хозяйской хватке, уменью поставить себя. Не хочется Ивану признаться самому себе, но порой завидно, что все говорят про бригаду «кленовцы». А про его, Ивановых друзей, просто «Бригада Дронова».

Но ничего, зато как потеплели голубые Ивановы глаза, как не знал куда девать руки — от смущения, когда два дня назад секретарь парткома леспромхоза втащил к нему в больничную палату тяжелый рюкзак:

— Вот хлопцы передали из вахтового поселка.

Иван глянул — полный рюкзак апельсин.

— Вот черти полосатые, — только и нашелся что сказать.

Два дня назад, узнав, что Кленов, вернувшись из поездки в Канаду (его туда посылали с делегацией лесорубов), тут же улетел на вахту, заторопился и Иван. Сердце заныло. Хоть и все вроде бы отлажено и мастер записку прислал — все, мол, в порядке, а приписка испортила настроение. «Кленовцы» на две тысячи кубов вперед идут, — писал мастер, — а у нас техника стоит, трактора тонут». Иван отдавал себе отчет в том, в каких неимоверно трудных условиях работает бригада: грунт отходит, жара дикая, гнус и комары поедом едят. Тем не менее ворчал: «Не иначе расстроили делянку. Зарубились, а до ума не могут довести. Нет чтоб второй челюстник взять, поднять штабеля, грунт просушить. Эх, Мезенцева нет!»

При воспоминании о Константине Мезенцеве Иван прямо-таки затосковал. И теперь в вертолете мысль о нем не давала покоя. С Мезенцевым они были старые дружки, а тут разошлись. Когда зашла речь о вахтовом поселке, о работе в три смены, Мезенцев сказал: