Дарвазинская вольница

Они все родом из молодости, прошумевшей в самом пекле Каракумов — Дарвазе: насквозь русский Филипп Беленький со своей женой туркменкой, «железный» буровой мастер обстоятельный Бутта Батыров, спокойный Мирзахан Мирзаханов (хотя он был уже главным геологом управления в Ашхабаде, они единодушно считали его своим, дарвазинцем), рассудительный бурильщик Аннадурды Куванчев, высокий, интеллигентный, умеющий все Ростислав Смирнов, он тогда, как и Беленький, был начальником одной из геологических партий; соперничавшие между собой горячие буровые мастера Василий Шумский и Сергей Улановский, по-восточному немногословные Ильмурад Мухамедмурадов и Дурды Колатов.

В ту пору, в начале шестидесятых, о Даулетабаде не помышляли. Веселой, шумной ордой они жили в самом центре Каракумов, в Дарвазе: поисковики, геофизики, буровики. У каждого — отдельное хозяйство. Но в общем-то это была как бы одна молодая дружная семья геологов со своими неписаными законами и традициями, откровенным презрением к невзгодам и быту, неистребимой верой в человека рядом, в особенности если он геолог, и той особой бесшабашностью, которая свойственна только молодости и о которой потом помнится всю жизнь...

Так они сегодня часто вспоминают про «геологическую» свадьбу Ростислава Смирнова и гидрогеолога Риммы. Их не расписывали: у Риммы прописка ташаузская, у Ростислава — московская. Отыграли шумную свадьбу в общежитии, а уже потом подались в Ашхабад расписываться. Но и там неудача... Тогда они наняли такси и поехали в свадебное путешествие в Фирюзу, на подземное озеро, в Бизмеин. Там, нажимая на бродяжническую свою профессию, уговорил, наконец, Смирнов работников загса: поженили.

Они выдержали в путешествии только три дня: тянуло в Дарвазу, домой. Дом — это койка у каждого в общежитии. «Отдельная квартира» — комната в общежитии — эта роскошь была уже значительно позже. Но разве тогда думалось об этом? Мечтали об одном — сделать открытие: найти нефть, газ, воду.

О том, что в недрах этих огромных равнинных пространств есть газ, думалось давно. Геологи начали развивать глубокое бурение на газ, но силенок у них было маловато, и их оттеснили нефтяники. Но то ли оттого, что главная цель последних была нефть, то ли еще отчего — сделали они не так много и в поисках нефти решили подаваться севернее.

В управлении геологии, тщательно изучив все материалы, накопленные за время поисков в Каракумах геологами и нефтяниками, пришли к выводу: газа в юго-восточных Каракумах много. Были заложены скважины. Когда ударил первый фонтан, — это заинтересовало Москву.

Но бывает же так? В самый разгар весны вдруг грянет нежданный снег. И здесь произошло нечто похожее. Было открыто Карабельское газовое месторождение, еще позже — Шатлыкское, а потом вдруг кое-кто в Ашхабаде и в Москве заговорил:

— Юг исчерпал себя. Шатлык — это все, что он мог дать. Надо идти на север, вслед за нефтяниками.

Мирзаханов и Суюнов, тогдашний начальник республиканского управления геологии, настаивали:

— Разрешите нам бурение, и мы получим газ на Даулетабаде.

Им в министерстве резонно отвечали:

— Там же ничего нет. «Туркменнефть» уже бурила.

— Там есть газ, — настаивал Мирзаханов.

— Надо доказать.

— Дайте деньги на бурение, и мы докажем!..

Им разрешили, наконец, бурение. Шумная дарвазинская вольница будто только и ждала команды главного геолога, и к тому времени подтянулась к Даулетабаду: в Аннау начальником экспедиции стал Филипп Беленький, Дурды Колатов — главным инженером на участке в Иммам-бабе. Там, у железной дороги Ашхабад — Кушка, формировалась база. Сам Мирзаханов закладывал буровые в Даулетабаде, Донмезе, в Восточном Даулетабаде. Там уже забуривались Улановский, Батыров, Шумский.

Аннадурды Куванчеву выпало бурить первую скважину на Восточном Даулетабаде. Он и теперь еще помнит тот чистый апрельский день, когда подлетал на вертолете к буровой. Меж редких барханов зеленела трава, чернел прошлогодний кустарник. Буровая стояла на склоне холма, и это обрадовало Куванчева. Сам он был родом из горного селения и пески, признаться, не любил. Холм не гора, конечно, но все же выше, чем в песках.

Со времен «дарвазинской вольницы» прошло уже с десяток лет, но тот молодой дух остался: найти, открыть. Потому так радовались они, так сияли, когда поммастера Володя Атаев, путая русские и туркменские слова, разбудил однажды всех их глубокой ночью: