На её глазах раскалённый металл двери растёкся струйками. Не металл удерживал Форнакса в подвальной каморке: он оставался там, потому что там находилась его чаша. Однако слова, взывавшие к нему теперь, были сильнее колдовства, приковывавшего его к чаше. Вероятно, убийца Птолеми воспользовался каким-то другим, более изящным способом освободить Форнакса, но Мерси смогла додуматься только до этого.

Она отпрыгнула, когда перед ней на каменный пол обрушился поток жидкого металла: по обеим его сторонам немедленно образовались раскалённые озёра из доменного шлака.

И Форнакс, которому не оставалось ничего другого, как повиноваться, явился. Ему пришлось нагнуться, чтобы пролезть в дверь; тощая фигура из золотистого пламени ростом больше двух метров, словно нарисованная детской рукой, приближалась.

– Я – бич величайших библиотек мира! – загремел его голос. – Я – Зевсова молния и огненный шлейф валькирий! Я – Александрийское пламя! Бойтесь меня, о смертные, ибо мой гнев пожирает, сжигает и уничтожает всё!

– Что, серьёзно? – переспросила Мерси.

Огненное существо остановилось посреди лужицы расплавленной стали, скрестив на груди руки. Лица у него не было: вместо него вздымались и опадали языки пламени.

– Кто ты такая, ты, дерзкая?

– Мерси Амбердейл. Это имя ничего тебе не скажет.

– Что за имя! – насмешливо воскликнул Форнакс. – Когда-то женщины звались иначе: Клеопатра, Феодора, Федра Геркулания! А ныне они зовутся Мерси? О ничтожные, низменные времена!

– Ну, я от тебя тоже ожидала большего, – возразила Мерси.

Мерцающая огненная фигура взметнулась ввысь, до размеров колонны, пока не «стукнулась» головой о потолок помещения.

– Я – адский вихрь смерти, смерч, питаемый пылающими сердцами этого мира! Я приводил в трепет бесчисленные поколения! Я сжигаю, пожираю, расплавляю кости и плоть! Я – Александрийское…

– Да понятно уже, – бесцеремонно перебила его Мерси, – это всё очень, очень страшно. Но у меня сейчас не очень много времени, потому что, по-хорошему, мне вообще не полагается здесь быть, а ты производишь такой шум, что можно перебудить полквартала. – Она махнула Форнаксу, чтобы он отступил к стене. – Не мог бы ты пропустить меня, чтобы я могла добраться до твоей чаши? Только без глупостей: ты не можешь сжечь меня, потому что моими устами глаголет твой хозяин! – Последние слова она произнесла на том языке, который звучал лишь в её мыслях; хотя они не летели с её губ, Форнакс тем не менее пошатнулся, словно от удара плетью.

Огненное существо задрожало и действительно уступило ей дорогу, неуклюже заковыляв на своих мерцающих ногах с пути девушки и неподвижно застыв в углу. Мерси вступила в каморку Форнакса, пройдя через горящую дверную раму. При каждом вдохе воздух обжигал её нос и лёгкие. Стараясь не обращать на это внимание, девушка быстрым шагом добралась до пьедестала в центре комнаты. Неглубокая круглая чаша по своим размерам напоминала суповую тарелку и была серебристо-серого цвета олова. Мерси нерешительно протянула руку и тихонько ткнула в неё пальцем: чаша была холодная как лёд.

– Что ты собираешься делать, несчастная? – сварливо поинтересовался Форнакс из зала с библиолитами.

Разве она только что не освободила его из этой дыры?..

– Мог бы и поблагодарить меня.

Обеими руками она взялась за чашу и сняла её с пьедестала, удивившись при этом её легкости. С должным почтением Мерси вынесла чашу в зал библиолитов. Кроме неё и Форнакса, там всё ещё никого не было. Интересно, Торндайк ночует у себя? Ей не хватило времени для того, чтобы тщательно обследовать особняк.

– Прыгай! – скомандовала она, ткнув указательным пальцем в чашу.

С шипением Форнакс метнулся к ней, сменив человеческий облик на очертания парящего в воздухе огненного шара. Коснувшись чаши, он съёжился до крошечного огонька, не больше пламени спички.