– Так ему и надо! – согласился ветератор.

– Все только и мечтают о том, чтобы меня потушить, – пожаловалось Александрийское пламя. – Это мой крест, это муки, которые я терплю всю мою жизнь.

– Если он не утонет в ночном горшке, то в самосожалениях – уж точно, – съязвил ветератор.

– Хватит! – напустилась на обоих Мерси. – Я хочу услышать факты. Не жалобы, не взаимную перепалку и уж точно не это жалкое ребячество! Понятно вам?

– Разумеется, миледи.

Форнакс прошипел что-то невразумительное в сторону ветератора, а затем продолжил:

– Так вот, ящик Пандоры. Зевс разгневался на людей за то, что они приняли в дар от Прометея огонь. В наказание он позволил Пандоре открыть ларец, из которого по свету разбежались разнообразные болезни и несчастья, отравляющие людям жизнь по сей день.

– И что, твоя старая жестянка – это и есть ящик Пандоры? – поинтересовался Всезнайка.

Мерси взъерошила волосы.

– Дальше!

– Моя чаша была изготовлена из остатков того ларца. В эту чашу поместили огонь Прометея, то есть первый огонь в этом мире. – Форнакс принял облик человеческой фигурки из пламени высотой в ладонь и склонился перед Мерси. – Это, собственно, я и есть. Александрийским пламенем меня окрестили гораздо позже, уже после того, как многие столетия подряд я был зачинщиком величайших и прекраснейших пожаров, опустошителем крепостей и поджигателем кораблей. – Он вздохнул. – Эх, славные то были времена, времена подвигов.

– Военный преступник, – пробурчал ветератор. – И ещё кичится этим.

– Сам Нерон воспевал меня, когда я сжёг для него Рим в античные времена, – возразил Форнакс. – А, скажи-ка, сколько написано песен, воспевающих тебя, ты, сварливая компостная куча?

Ветератор оскорблённо затопал пальцами, страницы, составлявшие его тело, встали дыбом, словно шерсть кошки, когда её гладят против шерсти.

– Лондон, – нетерпеливо напомнила Мерси. – Что было после Великого пожара?

– Я освободился и наслаждался жизнью в этом замечательном городе, – мечтательно ответило Александрийское пламя. – Здесь регулярно случались пожары, опустошавшие целые улицы, так что вскоре по всей стране Лондон стали именовать королём пожаров.

– Лучше потушите его, – посоветовал ветератор. – И как можно скорее.

Мерси в раздумье наморщила лоб:

– Возможно, ты и прав.

– Нет, нет! – воскликнул Форнакс. – Люди мне нравятся, правда. Однако, если слишком много людей селятся вместе, они погрязают в нечистотах и отбросах. И кому-то приходится убирать эти нечистоты, возвращая землю в исходное состояние. Император Нерон понимал это, понимали и многие другие, жившие до и после него. Я лишь их орудие. – Он понизил голос, в котором зазвучало смущение: – На самом деле я не люблю разрушать всё подряд. Иногда я просто спускался по городским дымоходам и мирно горел в камине, и никто не обращал на меня внимания. Я подслушивал людские разговоры, мне нравилась близость людей – во всяком случае, пока им в голову не приходила идея потушить меня, а именно этим всё, как правило, и заканчивалось. Это меня очень огорчало.