Седрик молча уставился на неё в упор, поэтому Мерси решила, что не дождётся ответа на этот вопрос. Однако после долгой паузы он сказал:
– Падение Алого зала произошло по вине Розенкрейцев и Антиква. Это предатели, жаждущие навредить делу библиомантики.
– Послушайте, я ведь даже не в курсе, что представляет собой ваше «дело библиомантики». Возможно, не так уж и плохо, что я навсегда отказалась от её использования.
Седрик глотнул из чашки.
– Мы оба ещё слишком молоды, чтобы всерьёз отказываться от чего-то навсегда, Мерси. По существу же я могу сказать следующее. Когда пять родов объединились, чтобы выработать законы, по которым должен был жить мир библиомантики, обеспечить его порядок и разумное руководство, они сделали это потому, что мир библиомантики нуждался во всех этих вещах. Год за годом издавалось всё больше книг, всё больше людей открывали в себе способности библиомантов. Кто-то должен был систематизировать это развитие, направить его в нужное русло. Перемещение в пространстве с помощью книг, порталы, путешествия между страницами мира, а затем и первые убежища, не говоря уж о способности влиять на волю других людей, – если бы каждый, кто обладает этими талантами, творил, что ему заблагорассудится, хаос уже давно воцарился бы не только в мире библиомантики, но и здесь.
– Угу, вместо этого оставшиеся три рода дёргают мир за верёвочки, как марионетку, словно кукловоды, – заметила Мерси. – Всё это, конечно, делается с лучшими намерениями и во имя общего блага?
Взгляд Седрика на какое-то мгновение похолодел:
– Я собственными глазами видел, что творилось в убежище, отказавшемся подчиняться власти Академии. Там отсутствовал какой-либо порядок, не было никого, кто обеспечивал бы соблюдение законности, царила полная анархия, которая и стала причиной гибели множества людей. Виновнику этой трагедии, к несчастью, удалось сбежать, и сейчас он продолжает вершить свои злодеяния. Не обязательно горячо приветствовать всё, что делает Адамантовая академия, однако факт остаётся фактом: до сих пор она выполняет функцию, ради которой её создали. Именно поэтому я сделаю всё возможное для того, чтобы трагедия, о которой я говорил, не повторилась. – Забывшись, Седрик бросил в свою чашку третий кусок сахара, тем самым, несомненно, окончательно испортив напиток. – Одни только слухи о том, что отпрыски рода Розенкрейцев остались в живых и где-то скрываются, подрывают авторитет Академии. Поэтому, если они действительно живы, я отыщу их, как бы они себя ни называли.
– И убьёте их?
– Обезврежу.
– Птолеми вы тоже обезвредили?
– Нет. Более того, мне неизвестно, кто это сделал. Но я убеждён, что Птолеми так или иначе был обречён: ведь он знал, кому изначально принадлежали книги Зибенштерна. Он был частью следа, ведущего к последним из Розенкрейцев. – Седрик понизил голос: – За последние два года мы потеряли пятерых агентов Академии и не смогли ни выследить преступника, ни даже установить его личность. Все они разыскивали ренегатов – отпрысков обоих родов-предателей.
–
– Не исключено. Я полагаю, что каждый из погибших агентов что-то обнаружил. Какие-то улики. Следы. Именно поэтому кто-то убрал их, как убрали вашего мистера Птолеми и сестру вашего друга.
– Но Малахайд – не убийца. Во всяком случае, я в это не верю.
– Какое-то время я подозревал его. Однако сейчас я тоже считаю, что он невиновен. Вероятно, он действительно не более чем сумасшедший коллекционер.
Похоже, Седрик не подозревал, что Торндайк и Малахайд в действительности были одним и тем же человеком. И Мерси не собиралась раскрывать ему свои карты.
– А какое отношение ко всему этому имеет Ложа, которой заведует Торндайк? – поинтересовалась она.
– Похоже, между ренегатами и Ложей хорошего вкуса существует какая-то связь. Именно поэтому мне так важно завоевать доверие этих людей, важно, чтобы они считали меня своим. Я потратил на эту комбинацию почти год, не говоря уже о сумме, которую мне пришлось заплатить «Фигаро». Я почти добрался до них. Поэтому мне позарез нужна Лупа истины.
Мерси вытащила лупу из-за пазухи пальто и оценивающе взвесила её в руке, внимательно наблюдая за выражением лица Седрика: на нём не отразилось никаких особенных эмоций. Казалось, он действительно рассматривал эту вещицу только как билет в Ложу хорошего вкуса.