– Почему их жгут отдельно?

– Странно, правда? – Темпест уселась по-турецки прямо на земле лицом к котловану и похлопала рядом с собой. Филандер послушался и уселся рядом. Землю здесь покрывал тонкий слой сажи и пепла.

– Ты знаешь почему, – предположил он.

– Думаю, что знаю. Единственное, кому может быть до этого дело, – библиоманты. Большинство из них ненавидит «Грошовые ужасы», они считают их литературой низшего сорта. Одновременно они прекрасно понимают, что, хотя это и не «настоящие» книги, но всё же истории, что «Грошовые ужасы» в родстве с книгами, иначе ни ты, ни я, ни все остальные не могли бы творить библиомантику с их помощью.

Она напряжённо наблюдала за тем, как мужчины кидали в огонь связку за связкой. В висках у Филандера покалывало, когда на его глазах уничтожали возможные источники его силы, Темпест с её выдающимися способностями, наверное, чувствовала себя сейчас не в пример паршивее. Он обнял её за плечи и притянул к себе: теперь они наблюдали за пламенем в котловане голова к голове.

– Они сжигают их в специальном месте, – заметил Филандер. – Это что, в знак уважения? Потому что библиоманты не могут уничтожать книги?

– Возможно. – Темпест подняла голову и пригляделась к дыму. – Но я думаю, что здесь другое. Эта свалка дальше от Лондона, чем все остальные. Они хотят держать это в тайне.

Юноша проследил за её взглядом и увидел огромное облако дыма, висевшее над котлованом и питавшееся бесчисленными дымными столбами, поднимавшимися к нему от огня. В облаке что-то двигалось, и это был не ветер. Филандер разглядел их не сразу, а только спустя некоторое время – так же, как это бывает, когда ты смотришь в небо в ясную погоду и вдруг видишь в облаках мчащихся белоснежных лошадей или драконов, парящих над крышами. Сначала он решил, что это результат самовнушения, и только потом заметил, как сияет рядом Темпест.

В облаках двигались фигуры, человеческие силуэты высотой с дом. Словно огромные актёры, они сходились и расходились, образуя сцены, знакомые Филандеру по обложкам «Грошовых ужасов»: мужчины сражались друг с другом, злодеи домогались женщин, влюблённые крепко обнимались, наглядно иллюстрируя различные свойства человеческой натуры. На первый взгляд казалось, что иллюстрации к историям проецировались в облако дыма откуда-то сверху, из небесного подобия волшебного фонаря. Только вглядевшись, можно было увидеть, как фигуры вычленялись из дыма сами по себе и, просуществовав несколько минут, распадались, чтобы затем составить другую сцену.

– Это духи историй, – прошептала Темпест. – Они воплощаются в последний раз перед тем, как будут развеяны ветром. Я практически уверена, что видеть их могут только библиоманты.

Филандер подумал: какими же живыми эти фигуры должны казаться Темпест, если даже он, человек гораздо менее одарённый, видел их перед собой столь отчётливо? Многое в девочке оставалось для него загадкой даже после стольких лет знакомства.

– Это прекрасно, – произнёс он.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, наблюдая за причудливой игрой очертаний в дыму, не обращая внимания на жжение в глазах и першение в горле, а полыхающие экземпляры «Грошовых ужасов» посылали им последнее «прости».

– Академия не хочет, чтобы это кто-нибудь видел, – произнесла Темпест некоторое время спустя. – Уж точно никто из тех, кто имеет отношение к библиомантике. Поэтому они свозят брошюрки сюда, к чёрту на рога, подальше от тех, кто мог обнаружить в себе способности к книжному волшебству. Академия хочет, чтобы библиоманты оставались горсткой избранных, и пытается не допустить распространения информации о том, как ими становятся. Нельзя, чтобы оборванцы вроде нас с тобой появлялись на пороге их клубов и особняков и заявляли: «Смотрите на нас, библиоманты могут получиться и из тех, кто не посещал ваших дорогих частных школ и университетов». Они хотят отделаться от нас и поэтому следят, чтобы никто не видел того, что видим мы. Они считают библиомантику привилегией богачей.

Раньше Темпест так не говорила. Предчувствие Филандера, что девочка переросла волшебство «Грошовых ужасов» и скоро станет настоящей библиоманткой, подтверждалось с каждым днём. И конечно же она была права: истинные библиоманты предпочитали общество друг друга, были интеллектуалами, не терпящими остальных. Возможно, они кое-как переносили общество Мерси, выросшей в бедности, но получившей хорошее воспитание. Но появление в их рядах библиомантки из нищих кварталов, такой, как Темпест, верхушка библиомантического общества сочла бы несмываемым пятном на своей репутации.

Темпест приподняла голову от его плеча и взглянула на него с новой решимостью.

– Возможно, существует ещё одна причина, по которой никто не должен видеть то, что здесь происходит. Я долго размышляла об этом. Я думаю, когда-то в самом начале магия книг заключалась в магии историй, просто это понимание со временем утратилось. После того, как пять издательских династий основали Алый зал, в центре внимания библиомантов всё больше оказывались книги, а не истории, которые они рассказывали. Но фигуры, мерцающие там, в дыму, – наглядное доказательство того, что именно истории являются живой составляющей печатного слова. Академии это не нравится, ей нужны роскошные переплёты и дорогая бумага. Но ведь выпуски «Грошовых ужасов» тоже имеют право на существование, они рассказывают истории так же хорошо, как и любой том в тиснёной коже. Ни Академия, ни большинство библиомантов не готовы признать это. Будь на то их воля, литература превратилась бы в дорогостоящее удовольствие, недоступное беднякам вроде нас. Для них в основе библиомантики лежит не любовь к чтению, а сохранение статуса.

Темпест говорила так, словно призывала к восстанию против Адамантовой академии. В её глазах полыхал огонь. Филандер страшно ею гордился.

Жар, с которым он бросился целовать девушку после её пылкой тирады, казалось, удивил её; в конце концов она улыбнулась, закрыла глаза и затихла, словно минуту назад не подвергала сомнению саму иерархию мира библиомантов. В воздухе над ними громоздились величественные фигуры, воспроизводя всё новые и новые сцены, они сходились, распадались и вновь возникали, иллюстрируя истории, пепел от которых совсем скоро разнесёт ветер. На мгновение Филандер забыл о своём горе, забыл о Джезебел и в очередной раз подумал о том, как ему всё-таки повезло с Темпест.

Вероятно, именно поэтому он слишком поздно понял, что кто-то карабкается по склону за их спинами.