Начиная с 1912 года, эти частые наезды в Слепнево, приобретают свое главное значение, более важное, чем все остальные: 1 октября 1912 года рождается единственный ребенок Анны Ахматовой, сын Лев Гумилев. Роды проходят в самой лучшей и дорогой петербургской клинике профессора Отто, тамошней гинекологической знаменитости. Счастливый Николай ежедневно звонит в клинику, а в конце привозит обоих в Царское Село, где уже ждет бабушка маленького Левы, свекровь Ахматовой, Анна Ивановна Гумилева. Женщины хорошо понимали друг друга, хотя и двигались по совершенно разным орбитам.
Гумилев, по меркам той эпохи, был хорошим отцом. Занимался сыном «столько, сколько нужно», но и мать занималась им не намного больше. Во всяком случае, не чересчур. На первом году она кормит сына грудью и чувствует себя в Царском Селе, как заключенная. Гумилев уже в апреле 1913 года выезжает в очередную долгожданную поездку в Африку. Вскоре и Анна освобождается от роли матери. Няньки, бонны, ну и прежде всего бабушка с радостью занимаются ребенком. Леву забирают в Слепнево, где есть чистый воздух, много свободы и прекрасный уход. Гумилев радуется, что его сын будет расти в том же месте, под той же крышей безопасного слепневского дома, где вырос он сам. Ахматова тоже с облегчением воспринимает это решение. Освободившаяся от забот, она с облегчением может вернуться к литературной жизни Петербурга. Но и бабушка, Анна Ивановна, довольна тем, что Лева живет с ней, и что отец и мать не слишком отягощены родительскими обязанностями. Шестнадцатилетний Лева приедет к матери лишь когда проявит желание начать учебу в Петербурге. Но тогда окажется, что уже слишком поздно для восстановления заметно надорванных связей, особенно потому, что подрастающий мальчик с неприязнью смотрит на свою мать. Он обвиняет ее в том, что она не сохранила верности расстрелянному в 1921 году отцу, в культе памяти которого он воспитывался. Да и времени для выяснения недоразумений у них остается немного, потому что Лев Гумилев уже в 1933 году впервые подвергается аресту по обвинению в антисоветской деятельности в кругах ленинградских студентов.
Дафнис и Хлоя
Ахматову с Гумилевым связывал особый род уз. Она всегда любила своих мужчин глубоко человечной любовью, всегда видела в них, прежде всего, своего ближнего и человека, заслуживающего любви и уважения. Когда страсть угасала, оставались дружба и лояльность. После смерти Гумилева она много писала о его творчестве, а также вела борьбу со сплетнями и инсинуациями, касающимися их союза. Писала: «Поступить так толкают меня не личные соображения, а уважение к памяти так страшно погибшего поэта».
С верностью в супружестве Ахматовой и Гумилева с самого начала было очень сложно. Гумилев почти с самого начала изменял жене, которую, тем не менее, любил. Ахматова, по крайней мере, в начале, переживала свои связи с мужчинами с очень высоким психологическим и эмоциональным накалом. Гумилев был искренне изумлен просьбой Анны о разводе. Он не мог понять, что, собственно, произошло.
Каковы были обстоятельства, которые привели к расставанию этой пары и официальному разводу 5 августа 1918 года? Воспоминания об этом времени Ахматовой и ее близких коротки, отрывочны, фиксируют лишь отдельные моменты. Когда Гумилев в 1913 году уехал в Африку, Ахматова, приводя в порядок ящики с бумагами, натолкнулась на несколько писем Гумилеву от одной из его любовниц. Тогда она впервые осознала, что муж ей изменяет. Более того, он изменял ей еще до свадьбы. За полгода она не послала в Африку ни одного письма, даже короткой весточки о себе или о годовалом сыне. Она молчала. Биографу Гумилева Павлу Лукицкому Анна расскажет, что после его возвращения, не говоря ни слова, гордым и полным нескрываемого презрения жестом подала ему эти письма. Он взял их и горестно улыбнулся. «Очень горестно», – подчеркнула Ахматова. Вероятно, он не понимал, чем уж – настолько провинился, ведь он был именно с нею, был ее мужем и отцом ее сына. Другие союзы − в его понимании − не имели значения. По крайней мере, были не так уж важны. Но она не намеревалась ничего ему объяснять или тем более доказывать, что произошло нечто непоправимое. По – своему упорно молчала. Тогда она еще не думала о разрыве. Отношения пары с той поры стали сдержанными, дружескими и бесстрастными, а супружество, выражаясь современным языком, – независимым и партнерским, каждый шел своим путем. В нем оставалось, однако, еще достаточно точек соприкосновения для того, чтобы продолжаться. Правду говоря, Гумилев написал несколько покаянных стихотворений. Вот фрагмент одного из них («Она»):
Валерия Срезневская, приятельница обоих супругов с детских лет, еще с Царского Села, спустя годы старалась в своих воспоминаниях справедливо описать эмоциональную и психологическую историю этого супружества. По – женски она отмечает, что Гумилев был очень красивым и привлекательным, особенно в военной форме. Улыбка у него была слегка ироничной, а взгляд больших раскосых глаз нравился многим женщинам.
Когда он добивался руки Анны Горенко, ему было двадцать два, и он лишь «многое обещал». Аня, как вспоминает Срезневская, после отъезда из Царского Села никогда не писала из далекого Киева писем о своей любви к Коле Гумилеву, но часто вспоминала его необыкновенную привязанность, неоднократные объяснения в любви, свои легкомысленные отказы и полное равнодушие к этим проектам.
И вот однажды утром Валерия Срезневская получила письмо от обоих, в котором те уведомляли о скорой свадьбе. Ближайшая подруга ее детских лет вспоминала: «Вскоре (в Царское Село) приехала Аня и сразу пришла ко мне. Как – то мельком сказала о своем браке, и мне показалось, что ничего в ней не изменилось; у нее не было совсем желания, как это часто встречается у новобрачных, поговорить о своей судьбе. Как будто это событие не может иметь значения ни для нее, ни для меня. Мы много и долго говорили на разные темы. Она читала стихи, гораздо более женские и глубокие, чем раньше. В них я не нашла образа Коли. Как и в последующей лирике, где лишь скупо и мимолетно можно найти намеки о ее муже».
В противоположность его стихам, где среди различных тем, сюжетов, размышлений от первого до последнего томика постоянно проскальзывает, мерещится или явно рисуется образ женщины –жены. То русалка, то ворожея, то замкнутая в себе и недоступная женщина. Стоит привести здесь упомянутое Срезневской стихотворение Гумилева «У камина», взятое из томика «Чужое небо» с припиской: «Посвящаю Анне Ахматовой». Хотя о Анне упоминается лишь в двух последних строках, как обычно под пером Гумилева, она появится в нем во всей сложности своего нелегкого характера.
Сильный мужчина, в минуту слабости ищущий поддержки у женщины, отвергнут ею. Может быть, для Ахматовой, честолюбивой, эгоцентричной, в молодости очень чувствительной ко всему, что ее задевало, невыносимым был тот факт, что через несколько месяцев после свадьбы она осталась одна, на полгода оставленная ради далекой восхитительной Абиссинии?
Она не переносила рассказов Гумилева о его путешествиях по Африке. «Я не переношу экзотики, – говорила она, – у меня от нее мигрень». По всей видимости, Гумилев в свой мальчишеской беззаботности не сумел сделать выбора между женщиной своей жизни и реализации детских мечтаний о далеких путешествиях, таинственных землях и опасных приключениях. Его слишком увлекала роль современного конквистадора. Возможно, он считал, что получит и то, и другое? Что же это за влюбленный мужчина, думала, вероятно, Ахматова, через полгода супружества оставляет женщину и уезжает? Как раз такой, как Гумилев. Независимый, отважный, обладающий огромным воображением и… ребячливый. В конце концов, он был поэтом и ему постоянно требовались новые впечатления. А, впрочем, чего ради ему нужно от чего – то оказываться? Ведь у нее же был свой мир поэзии, круг друзей и чересчур независимая, не только по тем временам, душа. Гумилев быстро понял, что Ахматова в некоторых отношениях превосходит его, и его самолюбие начало страдать. Она была очень интеллигентной, обладала независимым мышлением, умела бороться за свою правоту и, как скоро выяснилось, возможно, даже превосходила его талантом. К тому же она отдавала себе в этом отчет.
От того, что они давно были знакомы, что в гимназические годы она, как молодая женщина, эмоционально значительно превышала своего коллегу, всего лишь на три года старше ее, и относилась к нему как к младшему брату, и между ними навсегда установились отношения именно такого характера. Однако Гумилев не собирался ей подчиняться. Их супружество было непрестанным поединком, борьбой за верховодство, каруселью взаимных измен. 13 октября 1913 года у Гумилева родился сын Орест, матерью которого была Ольга Николаевна Высоцкая, актриса театра Мейерхольда. Ахматова отмечает это событие, но заявляет, что для нее оно не имеет большого значения. Они продолжают вместе посещать «Бродячую собаку», хотя Ахматова в это время уже встречается с Артуром Лурье, Недоброво, Анрепом и Пуниным. Все эти мужчины становятся для нее значительными и находят свое место в ее поэзии. А Ахматова уже чувствует в воздухе близкую историческую перемену. Наступает время перемен не только в ее эмоциональной жизни, надвигается война, которая изменит ход истории. Летом 1914 года Ахматова напишет стихотворение («Июль 1914»):
28 июня в Сараево был убит австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд. Месяц спустя началась Первая мировая война.
Перстень и крест
Через годы Ахматова более справедливо оценит свой союз с Гумилевым: «Мы прожили с Николаем Степановичем семь лет. Мы были дружны и внутренне многим обязаны друг другу. Но я сказала ему, что нам надо расстаться. Он ничего не возразил мне, однако я видела, что он очень обиделся… (…) Тогда он только что вернулся из Парижа после своей неудачной любви к Синей Звезде. Он был полон ею,– и все – таки моё желание с ним расстаться уязвило его…». В апреле 1917 года, откомандированный в российский экспедиционный корпус, Гумилев уезжает из Петрограда в Стокгольм, а затем в Париж и в январе 1918 года – в Лондон. Находясь во второй половине 1917 года в Париже, он остается в составе бюро Военного комиссара Временного правительства и… страстно влюбляется в Елену Дюбуше. Он тогда также сообщает в письме Ахматовой о судьбе Бориса Анрепа, зная, как это может быть для нее интересно. Гумилев встретился с ним в Лондоне, где Борис Анреп с недавнего времени был в эмиграции. «Обратите внимание, – скажет Ахматова Лукницкому в 1925 году, – «какой Коля был великодушный».
Действительно, в изданном в 1917 году сборнике «Белая стая» поэтесса посвятила Анрепу целых семнадцать стихотворений, а в сборнике «Подорожник» 1924 года – четырнадцать. Это стихи, объединенные общей темой любви и эмиграции. Ахматова вспоминает, как во время войны Борис приехал к ней прямо с фронта и принес… трофейный крест. Большой деревянный крест. «Я знаю, – сказал он, – что нехорошо дарить кому – то свой собственный крест… и прошу Вас взять его». Взяла. Потом они долго не виделись. Когда началась революция, Борис Анреп, часто под обстрелом, приходил к Ахматовой. «И не потому, – вспоминает поэтесса – что меня любил. Ему просто приятно было прогуляться под пулями…» «Не любил? – удивился Павел Лукницкий. «Конечно, не любил, − загадочно ответила Ахматова – это не была любовь. Но он был в состоянии сделать ради меня все. Просто так».
Ахматова познакомилась с Борисом Анрепом в 1915 году во время Великого Поста. Ее представил Николай Недоброво. Анреп был чарующим мужчиной, повидавшим мир и космополитом, уже тогда он вел красочную жизнь за границей. Он создавал мифологию своей семьи, утверждая, что в его родословном дереве имеются средневековые рыцари, шведские генералы, служившие Карлу XII и даже внебрачная дочь Екатерины Великой. В 1908 году он женился на Юлии Хитрово, а во время знакомства с Ахматовой был также любовником художницы Елены Мейтланд, которая в будущем станет его второй женой. В 1914 году родился первый ребенок рыжеволосой Елены и Бориса Анрепа. В Англии Анреп сдружился с членами группы Bloomsbury, существовавшей с 1907 года, объединявшей авангардных писателей, художников и интеллектуалов. К этому красочному обществу принадлежали также Вирджиния Вульф, Вита Саквиль –Уэст, Ванесса Белл и Дункан Грант. Борис Анреп был уже тогда подававшим большие надежды художником. Он обладал огромным личным обаянием, неудержимой фантазией, к тому же был гедонистом и непоколебимым атеистом. Во время Второй мировой войны он с той же фантазией и отвагой сражался во французском движении Сопротивления. В будущем ему суждено было стать автором знаменитых мозаик, в частности в лондонской Национальной галерее и Вестминстерском кафедральном соборе. Лестничная площадка главного входа в Национальную галерею украшена мозаикой Анрепа «Пробуждение муз». Она была создана в 1928 – 1933 годах и представляет, в частности, Грету Гарбо как Мельпомену и Вирджинию Вульф, как музу истории Клио. В 1945 году он выполнит очередную работу для Национальной галереи под названием «Современные добродетели», где рядом с Бертраном , Расселом и британской поэтессой Эдит Ситуэлл располагается фигура Анны Ахматовой как аллегория Сочувствия. Эту мозаику он описал в пятидесятые годы, выступая по радио: «Молодую женщину ангел спасает от ужасов войны. Кости мучеников бросаются в общие могилы, как это показано в документах о немецких концлагерях. Это не портрет, а воспоминание об Анне Ахматовой в ее молодые годы и о блокаде Ленинграда».
Когда началась Первая мировая война, Анреп вернулся в Россию и пошел служить в армию. Зимой 1915 года он часто встречался с Ахматовой. Они вместе обедали, отправлялись на санные прогулки и вели долгие разговоры, отзвуки которых слышны в более чем 30 стихотворениях Ахматовой, посвященных Анрепу. Поэтесса ведет с ним нескончаемый спор об отчизне, эмиграции, мистике, вере и отношению к православной церкви. В Слепневе 14 января 1917 года было создано великолепное, страшное стихотворение, адресованное Борису Анрепу:
В Слепневе она ждала писем от Бориса Анрепа. Озабоченная, искала хоть каких – нибудь сведений о нем. Россию поглотил страшный вихрь войны. Не было известно, кто жив, кто погиб, кто уехал. В ее воспоминаниях читаем: «Я ждала письма, которое так и не пришло. Я часто видела это письмо во сне; я разрываю конверт, но оно или написано на непонятном языке, или я слепну…».