Ошеломленный, я стоял в проходе, пока бармен не окликнул меня. То ли я совсем спятил и мне пора обратиться к психиатру, то ли в самом деле я только что разговаривал с той самой Полиной, встречи с которой вот уже полгода ищу в Сан-Франциско.
Конечно, в самолете я не мог думать ни о чем другом, кроме как о случайной встрече в баре. Я хорошо запомнил голоса моих спутников: приятный мужской баритон и мягкий, мелодичный голос женщины. И хотя она произнесла всего две фразы, я уловил едва заметный акцент. А еще в памяти остались ее красивые руки – длинные тонкие пальцы с аккуратным маникюром. Такие изящные, артистичные руки часто бывают у музыкантов и художников.
Как водится у меня в минуты душевного смятения, ум и сердце затеяли спор: первый твердил, что я сошел с ума и что имя «Полина» и легкий акцент мне померещились; второе кричало изо всех сил, что эта женщина и есть автор дневника. Я не знал, благодарить судьбу за счастливый случай или винить себя за упущенный шанс.
Глава 18
По возращении домой я получил перевод еще нескольких страниц из заметок Полины. Каждый раз я с нетерпением ждал «встречи» с незнакомкой, и каждый раз для меня было сюрпризом, что переведет Марк, какие еще тайны, откровения и задушевные мысли поведает мне дневник. Мне было совершенно не важно, расскажет автор о своих путешествиях или о мужчинах, с которыми ее сводила судьба; станет рассуждать о политике или философствовать о смысле жизни. Я хотел узнать все, чем жила и дышала душа этой женщины.
На этот раз меня поразило мистическое совпадение: последние события моей жизни нашли отражение в размышлениях Полины о смерти, времени и Боге.
24 августа, 2003
Средний американец руководствуется принципом: жить лучше, чем сосед, и умереть не хуже. Прожив большую часть жизни в России, я готова петь дифирамбы уникальному американскому сервису сутки напролет. Этот ежедневный марафон вежливости и радушия покоряет даже самых капризных и привередливых. Жестокая конкуренция подталкивает к изощренности и изобретательности и в результате приводит к утонченности сервисных услуг во всех сферах быта, будь то кондитерская, бензоколонка или кинотеатр. Да и похоронное бюро – тоже бизнес: здесь есть продавцы и клиентский отдел, бухгалтерия и план продаж. Можно сказать, почти Гоголь. Для многих искушенных американцев присматривать себе на будущее гроб или бронировать заранее место под сосной на кладбище – нормальное явление. Моя же ранимая русская душа такой дерзкой коммерциализации не выдержала, и пока продавец-консультант бойко рассказывал о плюсах и минусах каждого ящика, словно о достоинствах скаковой лошади, я с трудом следила за его беглой речью и едва держалась на ногах. Когда же он невзначай упомянул, что гробы для кремации можно также брать в аренду, я застыла на месте, а обретя дар речи, поинтересовалась, не практикуют ли они и смерть напрокат.
* * *В наследие получив ошибок дерзких череду,
Не властны мы попрать законы бытия.
В веретено судьбы попав однажды,
Гонимы натяжением нити,
Плетем мы сети жизни, не ведая начала и конца.
Древнегреческий философ Эпикур, видевший смысл жизни в получении удовольствий, сказал о смерти как никто другой: «Самое ужасное из зол – смерть – не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет». В самом деле, почему мы так боимся смерти? Ведь в худшем случае она – лишь неосознанное бытие. Можно ли по-настоящему опасаться того, с чем мы незнакомы?
Многим хотелось бы жить вечно, но это невозможно. И может быть, это к лучшему. Мне кажется, что все мы однажды находим в себе мудрость, чтобы признать смерть частью жизни. Возможно, если бы мы жили в одном теле бесконечно, то никогда бы не выучили сотни уроков, предназначенных нам. Безусловно, и за одну жизнь можно познать немало, но это несопоставимо с тысячами. Никто не учит алгебру в первом классе, а начинают с азбуки и арифметики. Так и мы, переходя из одной жизни в другую, совершенствуем свой дух.
Разве времена года – не реинкарнация человеческих судеб? Каждый раз все возвращается и начинается сначала. Угасает, чтобы вновь возродиться. Этот бесконечный круговорот естественного бытия, в котором нет прошлого и будущего, отсутствуют начало и конец, а добро и зло, день и ночь, война и мир, радость и горе, святость и пошлость несовместимые, но неотъемлемые части мироздания; где одно невозможно без другого, а малое – часть большого, где все едино, как Святая Троица. Вероятно, этот предначертанный союз единства и неделимости жизни есть тайна Вселенной и самый верный путь для очищения душ.
15 июня, 2002
Не помню точно, кто из мудрецов сказал: «Прошлого уже нет, будущего – все еще нет, а настоящее – как взмах ресниц», но трудно не согласиться с его размышлениями о времени. Сложно переоценить быстротечность времени, и, возможно, последнее – мираж, но вместе с тем «лишь оно сметает шелуху, сдувает пену и сцеживает в амфоры вино»[10].
Смысл жизни представляется мне бесконечным познанием непостижимого. Ведь даже седому старцу не под силу научить нас любить, не причиняя боль, иметь, не обладая, дарить, не отнимая, радоваться, не сокрушаясь; чтобы восхищаться без зависти, расставаться без сожалений, оплакивать без слез, творить во благо, а не ради, жить в гармонии со своей душой, не нарушая пульс планеты, и встретить с улыбкой на устах, словно старого друга, смерть – еще одну тайну жизни.
Взгляд в прошлое всегда более трезвый, более истинный. В мгновении сложно увидеть целое, но проходят годы – и мы способны отделить зерна от плевел. Со временем прошлые события приобретают иной смысл и глубину. Удивительно, что незначительные эпизоды по мере удаления оказываются самыми важными.
