Через несколько дней я поняла, что этот город нужно непременно увидеть, но умирать от его красоты не следует. На мой взгляд, с точки зрения архитектуры Париж очень похож на Петербург. Нет, они не близнецы, но у них много общего: мосты, дворцы, даже реки. Сена и Нева, Версаль и Петергоф, Лувр и Зимний дворец… Когда гуляешь по Парижу, невольно создается ощущение, что где-то на Мойке есть вот точно такой же домик. Несомненно, город красив, не говоря уже о том, что почти каждое здание – это живая история, но я ожидала большего, и меня он слегка разочаровал.
Больше всего мне понравился музей д’Орсэ – настоящая сокровищница на месте бывшего железнодорожного вокзала, вмещающая полвека искусства. Я была очарована удивительной коллекцией импрессионистов. Запомнился мне также и чудесный музей-особняк Родена: необыкновенная гармония парка и великолепная экспозиция работ французского скульптора. Самым же красивым местом в Париже для меня стал белоснежный собор-базилика Сакре-Кер, величественно возвышающийся на вершине холма Монмартр. И, конечно, неподражаемый колорит и неповторимая атмосфера самого Монмартра с его живописными улочками, изумительными садиками, миниатюрными верандами, уютными кафе и прелестными часовнями.
О моем спонтанном приезде Вадим сказал буквально следующее: «Я очень рад тебя видеть, но твоя поездка – просто безумие! Такие деньги, ты сошла с ума. И хотя у меня ничуть не меньше авантюризма в характере, я бы вряд ли смог себе это позволить».
Мне же было наплевать на финансы, потому что впечатлений от недели в Париже с Вадимом мне хватит на всю оставшуюся жизнь, будь то незабываемые ночи в моей гостинице, его выступления в летнем театре, прогулки по городу или сказочный пикник в одном из красивейших мест на окраине города, замечательном парке Сен-Клу. Мы оба согласились, что этот день в Сен-Клу был настолько волшебным, что ни до, ни после ничего подобного с нами не случалось. Возможно, магия этого непревзойденного дня – в гармонии, подобной благозвучной мелодии, симфонии уплывающих в небе облаков, безмолвной тишины парковых аллей и моря нежности.
11 декабря, 1998
Один из участников, выступая на последнем дне тренинга, сказал, что невозможно передать ощущения и чувства, которые он испытал на «Прологе». Он сравнил их с ароматом черемухи, который не поддается описанию словами.
Я согласна с ним. Действительно, очень сложно рассказать, что я переживала все эти пять дней. Меня знобило, бросало в жар, я смеялась до слез, рыдала и летала, словно на крыльях. Такое душевное состояние больше подходит для любовных романов, но на самом деле это был психологический тренинг, на который я пошла по совету Вадима.
У меня было впечатление, что за это короткое время я изучила каждую клетку своих души и тела, словно препарируя их под микроскопом. Я многое попробовала, испытала, была в ситуациях, которые редко встретишь в жизни, но которые так необходимы для понимания себя и окружающего мира.
К концу тренинга, когда буря эмоций улеглась, на сердце стало легко и солнечно. Многое для меня прояснилось, как будто кто-то навел порядок в моей голове, разложил все по полочкам и сказал: «Живи и радуйся. Хватит ныть и жаловаться. И если хочешь чего-либо достичь, действуй!»
Я поняла, что нельзя изменить мир, а нужно менять представления о нем в зависимости от того, что хочешь получить; что проблема становится проблемой тогда, когда мы вешаем на нее ярлык «проблема»; что пора перестать быть жертвой ситуации и стать хозяином положения; что мы часто интерпретируем и редко смотрим правде в глаза; что нельзя ничего решать за других, а следует брать ответственность только за свою жизнь; и что нет ничего невозможного, просто надо сильно захотеть – и все получится. Я поняла, что мой «пролог» начался, когда я встретила Вадима, и я ему за это бесконечно благодарна.
Последний день «Пролога» был совершенно фантастический, а вечер – просто сказочный, незабываемый во всех отношениях. Пришел Вадим, а также одна его новая приятельница, но ее присутствие не испортило мне настроение, хотя ее приход оказался совершенно неожиданным и совсем некстати. Мы с Вадимом не пропустили ни одного медленного танца, он носил меня на руках, и нам обоим почему-то вспомнились Сен-Клу и дуб. Я пребывала в такой эйфории, что желала только одного – остановить мгновение…
Спустя пару недель Вадим встречался на Бронной с тренером «Пролога» Борисом. Они проболтали до часу ночи и выпили бутылку водки на двоих. Оказалось, что Борису двадцать шесть, по образованию он врач-психотерапевт, но сейчас работает в коммерции. По работе часто ездит в командировки в Прагу, но нашу любовь к этому волшебному городу не разделяет. Вадим считает, что Борис – неглупый малый, но желания продолжить общение не испытывает. Борис, в свою очередь, классифицировал Вадима как «шизоида», а меня назвал «очень умной, но крайне демонстративной личностью». Я высказала предположение, что у Бориса есть проблемы с сексом. Реакция Вадима на мое замечание была следующей: «Чем больше с тобой общаюсь, тем больше понимаю, что из тебя вышел бы хороший психолог, хотя, возможно, ты и правильно выбрала профессию».
Из любопытства я поискал в интернете информацию о Сен-Клу. Оказалось, что этот парк расположен в пригороде Парижа. Когда-то на этом месте размещался замок Сен-Клу, построенный в шестнадцатом веке банкиром из Флоренции. Именно там Наполеона провозгласили императором Франции. Во время Франко-прусской войны замок сгорел, но остался парк. Из записей было очевидно, что у Полины и Вадима сохранились теплые воспоминания об этом романтичном месте. Вероятно, они гуляли по дорожкам сада, а потом устроили пикник под дубом и любовались закатом.
Саркастичное описание похоронных услуг в дневнике Полины явно относилось к смерти Тедди, о которой она упоминала ранее. Из-за отсутствия деталей я не мог оценить тренинг, от которого девушка была в необычайном восторге. Мне также было неясно, почему незнакомку устраивали «совершенно бесцельные и бесперспективные» отношения с Валерой, и я по-прежнему терялся в догадках относительно связи Полины и Вадима, в которой постоянно присутствовал кто-то третий.
Глава 19
В преддверии съездов Демократической и Республиканской партий, которые должны были состояться в конце лета, Престон назначил мне встречу в редакции. Накануне я позвонил секретарю, чтобы подтвердить время, и ужаснулся, когда узнал от Кейт, что у шефа случился инфаркт и он уже неделю находится в больнице. Кейт сказала, что самое страшное позади и что сейчас Престон идет на поправку. Само собой разумеется, босс никого не слушается, не расстается со своим лэптопом ни на минуту, а больничную палату превратил в офис. Одним словом, встреча моя ни в коем случае не отменяется, а состоится в отделении кардиологии городской больницы «Пасифик Медикал хоспитал», в пятой палате на втором этаже.
Болезнь никого не красит, с этим не поспоришь. Осунувшийся, бледный, с небритым лицом, Престон больше напоминал свою тень, чем самого себя. В этой современной роскошной палате со всеми удобствами он был похож на затравленного зверя, которому не терпится вырваться на волю.
– Майк, заходи, заходи, – приветствовал он меня осипшим голосом.
– Престон, бог мой, как вы себя чувствуете?
– Да брось, Майк. Как видишь, пока еще живой. Видимо, я еще нужен этому миру, иначе мы с тобой не встретились бы по эту сторону времени. Правда, я еще не знаю, что сулит мне новая жизнь. Доктор приказал бросить курить и пить, даже мой любимый кофе. Черт знает что! Ладно, что мы все обо мне… Кейт сказала, что у тебя умер от инсульта отец. Мои соболезнования, Майк. Жаль старика. Сколько ему было?
