Только лишь какую-то часть жизни (подростковые годы, можно сказать) она росла с бабушкой. По папиной линии, естественно. Родная мать так и не объявилась. К бабушке ее отвез дядя Марат, брат отца. Он забрал ее и передал бабушке на воспитание. Так моя прабабушка сыграла значимую роль в маминой жизни, особенно в самые важные годы – подростковые, когда активно формируется личность. Только один момент, связанный с бабушкой, наложил негативный отпечаток на воспоминание о ней. Многим позже, когда мама уже жила с Иваном, позвонил дядя Марат и сказал: «Луиза, бабушка умерла, приезжай на похороны». Разумеется, мама начала было собираться, но Иван выхватил телефон, разбил его и никуда ее не пустил – и это на похороны бабушки! Но отчим был непреклонен: с чего-то взял, что его хотели обмануть и все это хитрый план побега. Позднее маме чудом удалось связаться с дядей и сказать как есть: ее не пускает муж, и она не приедет на похороны. «Что значит „не пускают“? Как тебя могут не пустить проститься с человеком, который тебя вырастил?» – недоумевал он. Мама попыталась перед ним оправдаться, но он лишь ответил, что ее больше для него нет. Дядя так и не смог простить племянницу, а прошло больше 30 лет.

По окончании школы мама поступила в педагогический институт, должна была доучиться, получить еще и второе высшее, а потом пойти в полицию. Но, честно говоря, не совсем представляю, как у нее это могло бы получиться даже при более благоприятных обстоятельствах – она слишком мягкая и добрая по натуре, характера нет вообще, во всем ведома.

В итоге во время учебы она встретила моего отца и случилось то, что случилось.

Прогоняя в голове историю ее жизни, я в очередной раз ловлю себя на мысли, что важно тщательно присматриваться к человеку, с которым собираешься связать свою жизнь.

Казалось бы, мама росла в относительно порядочной семье, была скромной, далеко не избалованной, с хорошими оценками в дневнике. Одним словом, среднестатистическая девочка, которой смолоду в голову вбивали традиционный сценарий жизни: окончи школу, потом обязательно получи два высших, ну и затем выходи замуж, рожай детей. Представляете, как сильно импульсивное и необдуманное решение связаться с Иваном не вписывалось в общепринятую схему? Что, если бы она тогда не бежала с ним, осталась одна и продолжила воспитывать меня с ее теткой Майрой? Думаю об этом, и голова едва ли не начинает кружиться…

Но если из всех причиненных маме зол называть наихудшее, это будет тюрьма, которая ждала ее все из-за того же Ивана. Трагические события развернулись во время моей беременности, то есть когда мне было 17–18 лет. Мы со Стасом в конце декабря, где-то в 20-х числах, приехали к маме и Ивану в гости и привезли с собой предновогоднюю суету, со всеми подарками и поздравлениями. Казалось бы, все как у людей: у нормальных людей из нормальных семей. Как-никак, приближался праздник, я была в хорошем настроении, готова обрадовать маму пакетиком с презентом, взглянуть на ее благодарную улыбку. И вот в дом зашла цыганка, которая всегда ходила за товаром к маме. Ей было «сильно надо», так что они условились о встрече во время наших семейных посиделок. Все могло бы произойти по предсказуемому сценарию, когда отчим брал из рук покупательницы деньги, пересчитывал купюры, а мама вручала наркотики, но только не в тот раз. Вместо обычной рутины начался апокалипсис: откуда ни возьмись появились оперативники, влетели в наш дом, со всех ног побежали на второй этаж, где происходила сделка. Все случилось так быстро, что никто из нас моргнуть глазом не успел: за те секунды, что оперативники с грохотом мчались наверх, мама бросилась смывать наркотики в унитаз, Иван швырнул деньги из окна, и те разлетелись по всей улице. Опера выломали дверь, изогнули ее пополам болгаркой, влетели и положили всех лицом на пол.

Все это случилось, конечно, из-за той цыганки. Ее саму, видимо, приняли и выдвинули условие: сдать самых главных дилеров, тех, кто дозы поставлял. Вот так она нас и сдала в попытках спасти свою задницу. До суда гуляла на свободе под расписку и села потом всего на пять с половиной лет.

Во время обыска в доме, естественно, нашли не один пакетик с наркотиками. Выброшенные на улицу деньги собрали и принесли обратно. Оказалось, что купюры были мечеными, и, хотя их в руки брал Иван, именно он дал показания против мамы. Отчим свалил всю вину на нее: «Это все она, это она торговала». Предатель, поджав хвост, испугался в очередной раз сесть, поэтому все переврал себе в угоду. Такое бесхарактерное поведение привело меня в полнейшее бешенство, я стала защищать маму, но верить мне, конечно, никто не собирался. Ивана и маму увезли в участок давать показания, а мы со Стасом остались дома.

На следующее утро домой вернулся только Иван. Я сразу поняла, что здесь что-то не так: наняла адвоката для защиты мамы, однако мне сказали: «Иван полностью дал все показания против Луизы, сделать уже ничего нельзя, ее посадят».

Чудовищное предательство. Причем я уверена, что мама знала, что Иван так может поступить и при возможности сделает это. Она все прекрасно понимала, но продолжала с ним оставаться. И, как мне все-таки кажется, сама же в итоге взяла всю вину на себя. Ничего не напоминает? Я и сама потом поступила так же: оговорила себя вместо другого, хотя вовсе не была моя ответственность. Можно сказать, повторила мамин сценарий. Только в моем случае были хотя бы весомые причины: я искренне верила в Стаса, любила его, надеялась, что он оплатит адвоката и вытащит меня, так как с его авторитетом и связями в городе это не составило бы большого труда. То, что надежды потерпели крах, уже другой вопрос. Но вот на что в той ситуации надеялась моя мама – ума не приложу.

После того как адвокат сказал, что сделать ничего нельзя, я решила съездить отвезти маме передачку. Сцена того дня до сих пор стоит у меня перед глазами: как я привожу ей еду, одежду, личные вещи, а за спиной слышу голос: «Доча! Доча!» Сердце болезненно сжалось, собиралась было повернуться, чтобы увидеть маму освобожденной, как раздается лязг металла. Оборачиваюсь – мама в наручниках. Мне 17 лет, я на шестом месяце, будущий сын шевелится внутри, впереди целая жизнь, но только не для мамы. Ее ждали долгие годы тюремной неволи. Все казалось сюрреалистичным, мне не хотелось верить в происходящее.

Позднее, когда мама уже отсиживала срок, я приехала, чтобы оформить для нее передачку с теплыми и другими вещами по мелочи. Я сижу перед ней, и она таким отчаянным и жалобным голосом говорит: «Доча, пожалуйста, вытащи меня отсюда». Слышать такое от родной матери хуже удара под дых: когда сидишь перед ней, осужденной, когда место вашей встречи – зона. Свидание окончено, и маму уводят за железную дверь – раздается хлопок, а затем тишина… и мое сердце обливается кровью. Даже вспоминать не хочется обо всем том ужасе, что мы с ней вообще пережили.

Так хотелось спасти ее, но я не могла. Бесчисленное количество раз хотелось набрать ее, просто услышать родной голос, поговорить. Но в распоряжении у мамы не было личного телефона, довольствовались только очень редкими и короткими положенными звонками. Она мечтала выйти по УДО, жутко боялась нарушений, тряслась от каждого шороха и только и делала, что работала без продыху и день и ночь.

Уже после того как родился Никита, мама позвонила с просьбой о передачке, а потом спросила: «Доча, ты родила?» И со слезами на глазах я ей соврала… Не знаю почему: наверное, я думала, что так будет проще нам обеим. Мне не хотелось, чтобы мама винила себя, что не с нами в первые месяцы жизни внука. Те 15 минут, отведенные на разговор, ощущались совсем ничтожными и ничего не значащими, поэтому предположила, что будет лучше поделиться этой новостью в письме позже.

Письма… Все началось с весточки, что она стала бабушкой. Потом они стали неотъемлемой частью нашей тюремной жизни: мы писали друг другу из колонии в колонию.

Мама в итоге вышла по УДО, честно себе его заработала. Она так или иначе стремилась к свободе, к детям и внукам, поэтому без передышки работала на промзоне: шила, шила и шила. В принципе была на зоне одной из самых приличных, хорошо вела себя, никогда не получала замечаний, тем самым сумев выбить себе три года свободы.

События тех лет казались страшным сном. Я была беременна, с мужем-наркоманом все шло наперекосяк, маму упекли за решетку – лучше не придумаешь. Меня тогда посещала мысль бросить все, собрать вещи и уехать в Казахстан, к родственникам по маминой линии, но это так и осталось лишь в планах: меня саму посадили.