Отведав ягоды, я нашла их слишком терпкими.
– Весьма многолюден, ремеслами славен, товарами всяческими изобилен и зданиями дивными изукрашен сей город… – монотонно вещал Гиртий.
Мне трудно было следить за его речью, ибо мысли мои блуждали. Порывы легкого ветерка приносили из открытого сада густой, чуть сладковатый запах незнакомых растений.
Неожиданно Октавиан зашелся в приступе кашля, и только тогда я догадалась, что его утонченная хрупкая красота может быть признаком недуга. Гиртий вежливо остановился и лишь после того, как юноша совладал с кашлем, продолжил:
– Однако случись мне доказывать, что мужи сего города благородства исполнены, и не склонны к предательству, и коварству не родственны, вряд ли в том преуспел бы я…
– Я протестую! – воскликнул Птолемей. – Почему ты так говоришь?
– Я думаю, Гиртий
– Нет, пусть Гиртий сам скажет! – уперся Птолемей.
Гиртий огляделся по сторонам в поисках помощи.
– Но ведь всем хорошо известно, что александрийцы ненадежны и склонны к мятежам. Даже в мирное время горожане устраивают бунты по любому поводу. Разве это неправда? – Он обратился ко мне.
– Да, – вынужденно признала я. – Нашим народом трудно управлять, а с тех пор как они низвергли (о, как ненавистно мне это проклятое слово!) Птолемея Десятого, толпа стала еще более буйной и непредсказуемой. В годы моего детства город взбунтовался из-за того, что один римлянин случайно убил кошку, а к моему восшествию на трон дело обстояло еще хуже. У меня фактически отобрали престол, и Цезарю пришлось прибегнуть к оружию, чтобы усмирить мятежную чернь, не признающую никакой власти. Правда, его власть она признала.
– Иными словами, – уточнил Брут, – Цезарь прибыл, чтобы навязать жителям Александрии то, чего они вовсе не желали?
– Не нужно представлять их свободолюбивыми героями, – сказала я. – Напомню: эти люди коварно убили своего благодетеля Помпея, искавшего у них убежища. Предатели, попирающие все нравственные законы.
– Помпея убил не народ, а кучка придворных интриганов, – не унимался Брут.
– При полной поддержке народа, – настаивала я.
К сожалению, Брут судил о вещах абстрактно. Чтобы понять ситуацию, нужно было вырасти в Александрии.
– И в эту кучку интриганов входили члены царской семьи, один из которых расстался с жизнью, а другая пройдет пленницей во время триумфа, – заявила Сервилия, качая головой так, что ее огромные жемчужные серьги двигались в такт движению.
Взгляд Цезаря остановился на них, и голос его смягчился.
– Я вижу, ты по-прежнему радуешь себя сокровищами Британии, – сказал он.
Брут опустил взгляд на блюдо с тутовыми ягодами и умолк.