По многим оценкам, именно NOFX испытывали самые глубокие сомнения по поводу новой жесткой игры, внезапно навязанной им. Как будто инстинктивно, Фэт Майк почуял, куда дует ветер и какие проблемы может принести это желанное и непрошенное внимание. Он понял, что сцена, основанная на нонконформизме, может превратиться в свою противоположность под пристальным контролем «денежных мешков». «Когда панк-рок стал таким безопасным, / когда сцена превратилась в шутку? Дети, которые раньше жили ради пива и скорости, теперь хотят картошку фри и колу», – пел он позже в песне «The Separation of Church and Skate», написанной, когда пыль улеглась. В этом он прав. За редким исключением, наследие Green Day и The Offspring слабое. Подобный гнев направлен и на корпоративную структуру, которая активно поощряет беззубую посредственность. «Динозавры, конечно, умрут, и я верю, что никто не будет по ним плакать, / Я просто чертовски рад, что увижу, как они падут», – поет он в песне «Dinosaurs Will Die».

В 1994 году Фэт Майку поступил телефонный звонок от адвоката, который сообщил ему: «Толстячок, тут с тобой хотят связаться мейджоры, не желаешь сходить на встречу?» Он ответил: «Нет, не очень». Вопреки здравому смыслу его уговорили посетить одну встречу, «просто чтобы посмотреть, что они предлагают». Встреча обернулась нападками на самооценку потенциального клиента. Если бы Фэт Майк знал заранее, чем все обернется, он бы ушел через десять минут, перед этим сказав ухажерам, куда они могут засунуть свою пассивную агрессию. Но на самом деле Толстячок был гораздо более ранимым человеком, чем можно предположить по его публичному имиджу. Так что вместо этого он остался сидеть в офисе Hollywood Records – самого мелкого из крупных мейджор-лейблов – и испытывал на себе необычную стратегию компании по соблазнению потенциального партнера.

«Они заставили меня почувствовать себя очень скверно, – вспоминает он. – Потому что я сказал: “Хорошо, скажите, почему я должен уйти на мейджор”. А парень сказал: “Ну, у нас больше денег, больше того, больше другого, и мы потратим все это на тебя”. А я ему: “Ну, Epitaph только что выпустил Smash и …And Out Come the Wolves, оба из которых стали платиновыми. Вам есть чем крыть?” И он ответили в духе: “Да, у нас лучше дистрибуция по всему миру” и бла-бла-бла, но на самом деле ему нечего было сказать. Поэтому я сказал: “Вообще-то, мы вполне счастливы там, где мы есть”. А потом он изменил свой подход и начал говорить: “О, ну если вас устраивает всю жизнь быть на третьих ролях по отношению к The Offspring и Rancid, то оставайтесь там, где вы есть”. Я не сказал ему: “Да пошел ты, придурок!” Я тогда ничего не сказал. Но потом, два или три часа спустя, когда я был в своем гостиничном номере, я подумал: “Серьезно? Ты хочешь меня одурачить и заставить подписать с тобой контракт, пытаясь заставить меня почувствовать себя ничтожеством?” И после этого я больше никогда не ходил на подобные встречи».

Забавно представить, что крупный лейбл стал бы делать с NOFX. Как бы человек, подписавший контракт с группой, объяснил маркетинговому отделу, что на обложке альбома Heavy Petting Zoo изображен мужчина, ублажающий овцу? Или как отдел продаж объяснит покупателям в Walmart, что последний EP группы называется «Никогда не доверяй хиппи» и на его обложке изображен Иисус? А как бы исполнительный директор объяснил совету директоров, что группа выпускает сингл о Джордже Буше под названием «Идиотский сын мудака»? Учитывая, что речь идет о группе, которая только и делает, что вырывается за рамки приличий, сама мысль о том, что какая-либо корпорация способна управлять NOFX, вызывает хохот.

По мере продолжения «панк-лихорадки» NOFX, наоборот, обратились внутрь себя. Устав отвечать на бесконечные вопросы о Green Day и The Offspring, группа прекратила работу с прессой и не общалась с журналистами целых десять лет. Раздраженные тем, что MTV в своей передаче 120 Minutes не стал показывать клипы на песни «Bob» и «Stickin’ in My Eye» – обе с альбома White Trash, Two Heebs and a Bean, группа затаила на канал обиду. Когда в 1994 году MTV захотели показать клип на «Leave It Alone», группа отказалась. Они также не разрешили радиостанции KROQ играть этот трек и шесть лет спустя запретят трансляцию песни «Dinosaurs Will Die». Как всегда, Epitaph поддержала эти решения. «Когда Фэт Майк говорил “нет”, я вставал на его сторону, – говорит Гуревич. – Я всегда поддерживаю своих артистов, несмотря ни на что». В конце концов, Punk in Drublic приобрел золотой статус, но на это ушло восемь лет. Есть что-то восхитительное в том, что группа действует настолько неуклюже, что фактически крадет еду с собственного стола. Но, как говорит Фэт Майк, «я не хотел, чтобы MTV показывали видео. Я не хотел становиться частью волны панк-рока. Когда The Offspring стали знаменитыми, я сказал своей группе: “Мы не будем такой группой. Я не собираюсь писать такие песни и не хочу быть такой группой. Я хочу сделать долгую карьеру. И если у нас достаточно поклонников, при том что мы верны себе и становимся все лучше и лучше, то нас ждет долгая карьера». И это сработало.

Но, знаете, The Offspring все еще существуют, и у них приличная карьера. Но Декстер однажды сказал мне – и мне кажется, что The Offspring заслуживают больше уважения, – но он сказал: “Майк, я немного завидую [NOFX], потому что все уважают твою группу и никто не уважает мою»… Но дело в том, что The Offspring тоже были на Epitaph».

После того как Rancid в последний момент решили остаться независимыми, стало казаться, что Epitaph перестал был просто промежуточным звеном в карьере своих групп. Жизнь на лейбле и вокруг него также выглядит чрезвычайно веселой. Джим Линдберг, вокалист вечнозеленых Pennywise из Эрмоса-Бич, вспоминает, как его группа так набралась на вечеринке с тортом-мороженым, устроенной в честь его группы, что гитариста Флетчера Дрегги велели спустить с дерева, на которое он забрался, по приказу полиции, а затем преследовали по улицам. Будучи верным товарищем, по дороге домой Дрегги попытался облегчить рвотные позывы Линдберга, помахав перед его лицом мертвым опоссумом.

Pennywise – постоянные участники Epitaph. Образованные в 1988 году в Эрмоса-Бич, как и многие другие герои этой книги, они стали профессиональными панками не потому, что не приспособлены ни к чему другому в жизни, кроме, возможно, тюрьмы. Джим Линдберг учился на факультете английского языка в Калифорнийском университете и на переменах проходил практику в рекламном агентстве. Там он приводил в замешательство коллег, приходя утром в костюме, галстуке и со сломанным носом, причем последний атрибут был приобретен на панк-шоу в таких клубах, как Raji’s в Голливуде. Его девушка и родители были в ужасе от того, что он планирует отказаться от работы по специальности в пользу музыкального стиля, который большинство людей считали мертвым (включая многих, кто его исполнял). Но, как и в случае с Фэт Майком, он услышал альбом Bad Religion Suffer и понял, что сердце панка еще бьется. Он понял, что тексты, затрагивающие сложные темы, могут быть перенесены на песни, движущая сила которых звучит так, как будто они были разработаны на заводе Boeing в соседнем округе Ориндж. Вскоре он впечатлился, узнав, что Bad Religion продали более ста тысяч альбомов на лейбле, которым руководил человек, чьи волосы меняли цвет, словно хамелеон. Когда осенью 1991 года Pennywise готовились выпустить дебютный одноименный альбом, их участники искали не средство достижения цели, а саму цель.

«Я ушам своим не верил, когда Epitaph сказали, что будут издавать нашу музыку, – вспоминает Линдберг. – Я подумал: “Подождите-ка, вы хотите сказать, что мне за это заплатят?” Помню, как после выхода альбома я отправился в офис “Epitaph”. Декстер [Холланд] был там и помогал мне. И Фэт Майк тоже заглянул. Наш альбом [Pennywise] разошелся тиражом в двенадцать тысяч копий или что-то вроде того, и Майк сказал: “Это очень хорошо. Ты хорошо поработал”. А я, честно говоря, понятия не имел. Я думал: “Разве это хорошо? А сто копий – это хорошо? А тысяча копий – это хорошо?” Я просто не знал… Но шла ожесточенная борьба между группами, которые заключали контракты с крупными лейблами, и теми, кто оставался независимым. Но там, откуда мы родом, в Эрмоса-Бич, все было очень просто. Вы садились в фургон, играли на концертах и делали что-то на местном уровне. Нам казалось, что эта голливудская машина просто высасывала душу. Мы не хотели иметь с этим ничего общего. Я помню, как наш организатор выступлений говорил, что были [крупные] лейблы, которые хотели поговорить с нами о возможном подписании контракта, но мы знали, что нам это не подходит. Мы были довольно воинственно настроены по этому поводу. Я даже думаю, что в какой-то момент мы, возможно, перегнули палку, потому что, очевидно, были группы, такие как Green Day, которые подписали контракт с крупным лейблом, и это пошло им на пользу».

«Я помню, что Maverick приглашали нас на переговоры, Sony тоже звали нас… это все не важно, – рассказывает Фэт Майк. – Но мы продавали пластинки на Epitaph. Я просто сказал Бретту: “Дай нам большую долю роялти, и все будет хорошо”. Мы получали огромные авансы от Epitaph и большие отчисления, так что, если вы продаете пластинки, зачем вам переходить на мейджор? Bad Religion пошли на этот шаг, потому что хотели попробовать: “Давайте посмотрим, сможем ли мы выйти на новый уровень”. А я просто подумал: “Ну, Epitaph может вывести вас на новый уровень”».

Оглядываясь назад, можно сказать, что Epitaph Records был панк-версией лос-анджелесского Лорел Каньона[26] 1970-х годов. Но вместо Нила Янга, Джони Митчелл или Дэвида Кросби, сочиняющих песни на пианино и акустических гитарах, здесь был офис, из которого Бретт Гуревич отправлял факсы, Декстер Холланд трещал по телефону, предлагая музыку для радиостанций колледжа, и куда Фэт Майк заскакивал с прохладительными напитками. На складе Джей Бентли управлялся с автопогрузчиком и перемещал стопки альбомов, как персонаж видеоигры Nintendo. Компания была не только очагом музыки – она также была тренировочной площадкой для людей, которые хотели основать собственные лейблы. В 1991 году Фэт Майк основал Fat Wreck Chords, на котором выпустил альбомы групп No Use for a Name, Bracket, Propaghandi и изящно названных Guns ‘n’ Wankers. Три года спустя Декстер Холланд основал Nitro Records. Лейбл переиздал первый альбом группы The Offspring, а также оригинальный материал Exene Cervenka and the Original Sinners, T.S.O.L. и The Vandals. Три года спустя Тим Армстронг вступил в партнерство с Бреттом Гуревичем и основал Hellcat Records, где выпускал музыку Distillers, Dropkick Murphys и Joe Strummer & the Mescaleros. Еще одной группой Hellcat стали невероятно провокационные Leftover Crack – группа, которая однажды стала автором EP под названием Baby Jesus Sliced Up in the Manger. В 2001 году, после стрельбы в средней школе «Колумбайн»[27], нью-йоркская группа хотела назвать дебютный альбом «Стреляй в школьников», с изображением пистолета, направленного на детскую площадку на обложке. Типография, которую использовал лейбл, отказалась от этой идеи, но Hellcat Records и Бретт Гуревич не отступили от своего.

Неизбежно возникали трения и разногласия. В интервью, взятом для этой книги, Фэт Майк был в шоке от интервью с Гуревичем, которое он прочитал двумя днями ранее и в котором Мистер Бретт сказал: он не хочет, чтобы «Epitaph» превратился в ностальгический лейбл, который постоянно выпускает ска-панк, – в этих словах Толстячок увидел нападки на свой лейбл Fat Wreck Chords. Он быстро отмечает, что Гуревич «невероятный автор песен и поэт», но не называет его другом. «Я бы сказал, что мы были дружескими соперниками», – таково его определение. Он говорит, что «то, что Бретт сделал с Epitaph, просто невероятно, и я очень уважаю его за его достижения», но добавляет: «Бретт отличается от большинства людей. Он бизнесмен. Он очень умный и не слишком общительный. Но для него это просто игра. Это бизнес».

«Когда я основал Fat Wreck Chords, он позвонил мне и сказал, что я нанес ему удар в спину после всего, что он для меня сделал, – вспоминает он. – И я сказал ему: “Мы [NOFX] не уходим с твоего лейбла, Бретт, я просто создаю свой собственный”. Знаете, люди в панк-роке должны поддерживать друг друга. Я одолжил Propagandhi пятьдесят тысяч, чтобы они основали свой лейбл [G7 Welcoming Committee]. Когда лейбл Side One Dummy делал первые шаги, я помогал им. Я поделился с ними всеми номерами. Я показал им, как делаются дела… Но Бретт сказал, что я ударил его в спину. А ведь я оставался на Epitaph много-много лет после этого [до 2000 года]. То, что он сказал, очень сильно задело мои чувства. Я недоумевал: “Почему ты не хочешь, чтобы я тоже этим занимался?”» В свою защиту Бретт Гуревич говорит, что «это не похоже на то, что я бы сказал». Но он предполагает, что не у него одного могут быть проблемы с памятью. «Фэт Майк – один из немногих людей, которых я знаю, кто принимал больше наркотиков, чем я», – говорит он.

Не без оснований к 1994 году Epitaph Records стали очень довольны собой. В журнале Billboard была опубликована реклама на всю страницу, на которой сотрудники компании показывали в камеру средний палец. «Это был наш жест в адрес индустрии и всех, кто говорил, что мы не можем этого сделать, – говорит Джефф Абарта. – Что-то вроде: “Идите к черту, мы сделали это”».

К этому времени наркотики тоже начали просачиваться в кровь компании. С учетом его пристрастий «курить много травки, употреблять кислоту и принимать много грибов» – не говоря уже о том, что ему нравилась психоделическая рок-группа Grateful Dead, – Абарта отрицал более тяжелые наркотики, которые становились все популярнее. «Меня гораздо больше интересовали музыка и искусство, – говорит он. – Я закрывал глаза на многие безумства. Я знал, что все это происходит, но не хотел быть частью этого. Я просто хотел хорошенько поработать». В 1997 году, вспоминая этот период, Декстер Холланд сказал автору, что «Бретт вел себя как рок-звезда больше, чем мы».

«Я чувствовал себя всесильным, – вспоминает Гуревич этот бурный год. – Но это было и испытание в плане того, как устоять на ногах. Мне было трудно стоять на ногах и оставаться скромным, потому что я был молод. Мне было тридцать два года. Я люблю говорить, что эго не мой амиго, и это тот урок, который я вынес из этого опыта, – важно оставаться скромным и стоять на земле. У меня был период, когда голова пухла от самодовольства».

Одной из наиболее серьезных проблем, с которыми столкнулся Мистер Бретт, был закон неожиданных последствий. После ухода Bad Religion на короткое время между группами Epitaph установился некий коммерческий паритет. Но после того как Smash добился успеха, Гуревич почувствовал необходимость убедить остальные группы лейбла в том, что они не граждане второго сорта. Так что вечеринка с мороженым для Pennywise теперь внезапно стала чем-то большим, чем просто праздник в честь группы, продавшей сто тысяч альбомов. Тот факт, что в скором времени сто тысяч проданных пластинок стали не столь впечатляющей цифрой, как было всего лишь год назад, усложнял ситуацию. «Я не хотел, чтобы [другие] группы думали, что я забочусь только о The Offspring, – говорит Гуревич. – Представьте, что у вас четверо детей, и один из них завоевывает какую-то невероятно крутую награду и внезапно оказывается в центре внимания всего мира. Конечно, вы будете в восторге. Но вы также захотите сделать что-то особенное для других своих маленьких детей, чтобы они не чувствовали, что вы их не любите».

«Не буду лгать, мне кажется, что некоторые группы ревновали, – говорит Джим Линдберг. – Когда Бретт начал уделять много времени Rancid в то время, когда The Offspring были на подъеме, там, вероятно, не обошлось без обид. Все хотят внимания Бретта. Бретт – замечательный продюсер в студии, и мы все хотим, чтобы он уделил внимание нашей группе. Все вроде как борются за внимание Бретта. Я думаю, что определенно был период, когда чуваки из The Offspring думали: “Ну и ну, мы только что продали тонны записей. Может быть, он зашел слишком далеко, игнорируя нас?” Порой, если пытаешься быть очень справедливым, твой золотой ребенок может сказать: “Ну, я не ожидаю особого отношения, но хотя бы какого-то внимания заслуживаю”. Здесь было что-то такое».

Джим Линдберг вспоминает, как в начале 1994 года он был на гастролях с The Offspring. Стояла зима, и Pennywise пригласили занять место в переоборудованном школьном автобусе, в котором ехала группа на разогреве, чтобы избежать холода в своем фургоне. По дороге на очередной концерт Линдбергу предложили послушать Smash. Он с готовностью прослушал альбом на плеере. В конце тринадцатого трека у него «возникло ощущение, что альбом будет грандиозным. Я чувствовал, что в нем есть что-то запоминающееся и идеально подходящее для радио. Я просто знал, что KROQ или другая местная станция подхватит пару этих песен и что у этого альбома есть потенциал стать великим. Конечно, я не знал, насколько великим, но был уверен, что что-то точно должно произойти». На саундчеке следующим днем Джим Линдберг поделился с Флетчером Дрегги своими прогнозами. «Он отнесся немного пренебрежительно, – вспоминает вокалист. – Он сказал: “Пусть подойдут ко мне, когда продадут сто тысяч альбомов”».

В том же году вокалист Pennywise рассказал о званом ужине в ресторане в Лос-Анджелесе, где присутствовали участники Pennywise и The Offspring, а также другой группы Epitaph, Joykillers, и встреча прошла «очень неловко». Линдберг затрудняется сказать, что именно его смутило, кроме того, что в воздухе витало ощущение неравенства и злости. «И это было странно, – рассказывает он, – потому что все участники группы были друзьями. Мы ходили друг к другу на свадьбы и хорошо проводили время вместе». Гуревич, который проставлялся в тот вечер, говорит, что «между группами всегда существует конкуренция, и я включаю в нее себя, потому что мы всего лишь люди, и это естественно». Но поскольку основатель Bad Religion больше не член группы, которую основал в 1980 году, единственной задачей Мистера Бретта было управление звукозаписывающим лейблом, а значит, в какой-то степени и карьерами групп, чью музыку он выпускал. Как у гроссмейстера, играющего в шахматы с дюжиной людей за один присест, у Гуревича было всего несколько часов в день, чтобы достичь некоего подобия баланса. Однако многие люди, опрошенные для этой книги, называют Rancid единственной настоящей любовью владельца лейбла, той группой, ради которой он готов пренебречь всеми остальными, если возникнет такая необходимость. Того факта, что подобная необходимость никогда не возникнет, было явно недостаточно, чтобы успокоить артистов внутри лейбла, которые к этому времени начали раскалываться на противоборствующие лагеря.