«Как же они все боятся друг друга», — подумала Валя и благодарно улыбнулась Эрне. Быстро проглотив еду, она ушла в комнату и легла на Нинину полку внизу — лезть на свой второй этаж не было сил. Ей повезло: дежурила фрау Гольбах — незлая и довольно равнодушная особа, которая не проявляла особого рвения и лишний раз не заходила в барак для проверки. Дежурь сейчас Волчиха — Вале не поздоровилось бы: днём лежать на нарах строго запрещалось.
Вечером, когда все торфяные бригады умывались на улице, Нина стала свидетелем громкого разговора какого-то чина в форме с начальником лагеря.
— Я не всё поняла, — рассказывала она потом соседкам по комнате, — но он точно говорил, что на торфе никуда не годная рабочая сила, что на погрузку нужно ставить парней. И ещё про скорость… вроде бы что мы медленно работаем. И ещё что-то со словом Verkauf — продажа, значит. Я только не расслышала — о чём это. В общем, нас, кажется, будут на торфе заменять парнями.
Женщины поговорили-погадали о возможных переменах и, смирившись с тем, что ничего не понятно, от них ничего не зависит и всё будет как будет, разошлись спать.
Валя уснула поздно. Болела рассечённая рука, чесалась голова под пыльными от торфа волосами, разговоры о предстоящих переменах тоже не добавляли покоя. Её лихорадило, спала она плохо и с трудом встала, когда железное «ауфштейн!» резко, как выстрел, полетело от дверей в сонную тишину комнаты. С трудом умывшись и причесавшись, девочка вышла на построение, правильно назвала свой номер и почти не вникала в происходящее, пока перед строем не появился начальник лагеря с переводчиком. Только тут она вспомнила, что сегодня у них должен быть выходной и, возможно, Хоффман снова заберёт их в усадьбу.
— Бригадам от двенадцать-один по двенадцать-четыре после завтрака построиться здесь! Рабочую одежду не надевать!
Если это и означало перевод на другую работу, то всё равно выглядело странно. Обычно к утренней перекличке у немцев уже был готов план распределения на работы и подтверждение выходного для ряда бригад и они не тратили время на второе построение.
…Почти сотня женщин выстроилась на плацу в одну длинную шеренгу. Вдоль неё ходили немцы в штатском — в основном незнакомые, хотя был среди них и известный некоторым остовкам Уве Хоффман.
Две холёные дамы с высокими причёсками, серьгами в ушах и в модных платьях с накидками придирчиво рассматривали женщин постарше: заставляли поворачивать ладони, показывать зубы и волосы, что-то отрывисто спрашивали через почтительно трусившего за ними переводчика. Наконец каждая указала на выбранную ею пленницу.
— По двадцать марок в кассу, пожалуйста, — сказала им надзирательница и повелительным жестом велела отобранным женщинам отойти в сторону. Дамы удалились.
Только услышав это «двадцать марок», Валя вдруг осознала, что происходит: их продают! В памяти всплыла картинка из школьного учебника: невольничий рынок в Соединённых Штатах прошлого века. Кто бы мог представить, что она окажется на месте этих несчастных рабов, судьба которых так ужасала её тогда?
— Наташ, давай за руки держаться, — шёпотом сказала Валя и крепко сжала здоровой рукой ладонь подруги. — Может, нас тогда вдвоём заберут…
— Ага, всё ж не так страшно, — еле слышно ответила та.
Двое мужчин время от времени приказывали кому-то отойти в одну или другую сторону, формируя группы для себя. Их взгляды равнодушно скользили по невысокой и худенькой Наташе, казавшейся совсем девочкой, по забинтованной руке Вали, немцы брезгливо кривились при виде Нины, крепко держащей за руки детей, и сгорбившейся Асие в низко повязанном платке.
Наконец несколько десятков человек были отобраны, и покупатели, поторговавшись с начальником лагеря и удовлетворившись словом «пятнадцать», пошли платить за всех оптом.
Пузатый владелец фабрики, на которой уже работали две бригады из этого барака, о чём-то спорил с высоким, подтянутым и очень суровым на вид человеком средних лет, одетым в плотные рабочие брюки и короткую лёгкую куртку.
— Мне нужны эти, — вмешался Уве Хоффман и отвёл в сторону Асие и Нину.
Фабрикант кивнул, подошёл к шеренге и стал почти подряд отбирать себе людей, пропустив только Валю и Наташу.
— Ausschuss…[98] — донеслась до них его раздражённая реплика.
— Я беру этих, — заявил немец в куртке, указав на Валю и Наташу.