Керри рассмеялась.

– Никаким префектом он не был! А значок этот стащил в той же Комнате Утерянных Вещей. И потом всем рассказывал, что это я его префектом назначила, потому что он очень помог мне со спектаклем. А что касается его популярности… Пожалуй, лучше сказать, что он был комедиантом, и самым большим удовольствием для него было похулиганить и пошуметь за счет кого-то другого. О да, он, когда хотел, мог быть просто очаровательным! Но именно по этой причине в друзьях у него оказывались либо неудачники, либо аутсайдеры. А с лидерами или с теми, кто был действительно популярен среди сверстников, он не ладил. Ему нравились именно те, что составляли его свиту – то есть уязвимые.

Мой брат не был префектом. Эта мысль отчего-то доставляла мне почти сладострастное удовольствие.

– И что, он действительно так часто нарушал порядок? Лгал? Плохо себя вел в классе?

Она посмотрела на меня и поморщилась:

– Ох, моя дорогая! Да ваш братец был самым настоящим засранцем, которого избаловали и абсолютно испортили собственные родители! Учиться ему было лень, в спорте он никаких особых успехов не делал, но все же отчего-то был убежден, что ему предначертана великая судьба.

Я так и уставилась на нее:

– Вот как… Я и понятия не имела… Родители всегда уверяли меня, что Конрад был образцовым учеником.

Керри рассмеялась:

– Ну еще бы! Конечно! Никому из родителей не хочется верить, что его драгоценное дитя – самая обыкновенная посредственность, или жестокий хулиган, или бесчестный человек. А уж если их драгоценное дитя умирает – или исчезает, – то мы слышим лишь о том, каким этот юный негодяй был замечательным товарищем, как он был популярен среди сверстников, какими блестящими способностями он обладал. И никто никогда не выйдет вперед и не скажет: Единственное, что выделяло этого ребенка среди всех прочих, это то, насколько мы все обрадовались, когда узнали, что его больше нет!

Я некоторое время обдумывала ее слова. Мысль о том, что мой брат не был ни популярен, ни успешен, хотя моим родителям он и запомнился именно таким, уже начинала питать мое изголодавшееся сердце. Оказывается, он никогда не нравился ни Керри, ни большинству одноклассников. И мной вдруг овладело какое-то яростное любопытство; мне захотелось узнать и понять, каким же в действительности был мой брат; выяснить его прошлое до мельчайших подробностей.

– А какие шалости он, например, устраивал?

Керри пожала плечами:

– Ну, это в зависимости от ситуации и его настроения. Уж что-что, а завести ребят Конрад умел. И отлично чувствовал, в чем слабость того или другого человека. На одних уроках он мог вести себя отлично, а на других – мутить воду. Сперва-то мы с ним поладили. Ему очень хотелось участвовать в школьном спектакле. Всем третьеклассникам этого хотелось. Это означало, что у тебя всегда найдется отговорка, если ты, скажем, не выполнишь домашнее задание. Скажешь, что долго репетировали, и все. В тот год мы ставили «Отелло». Это был наш первый спектакль на сцене Маленького Театра. Доминику досталась главная роль, и Конраду, естественно, это не понравилось.

Я попыталась представить себе, как Доминик выходит на сцену, а перед ним в зале одни белые лица.

Видимо, выражение лица у меня сильно изменилось, и Керри моментально это заметила.

– Я вас понимаю. Он был единственным чернокожим мальчиком во всех третьих классах, и хотя бы поэтому я была просто обязана как-то его выделить. Вспомните, ведь это был 1971 год. Так что выбор мой сочли весьма радикальным. Но если бы я не выбрала Доминика, то роль Отелло досталась бы Конраду, которому пришлось бы выкрасить лицо черной краской или черную маску надеть.

И тут я вспомнила голос Конрада, произносящий: Да пошла она в жопу со своим спектаклем! Имел я ее вместе с ее чертовой пьесой!

А по-моему, ты и сам был бы не прочь.

Так и все вы были бы не прочь, так ведь?