Эмили тогда, по-моему, все поняла. На каком-то благотворительном базаре я купила ей игрушечного котенка, и она на какое-то время этим удовольствовалась. Игрушечный котик получил имя Мармелад, и порой я слышала, как она с ним разговаривает, уверенная, что я сплю. Однако вскоре после нашего переезда к Доминику Эмили вновь стала заводить разговор о том, чтобы взять котенка, но я эту тему не поддержала: с меня было довольно моей новой работы и других забот. И вот на днях Доминик намекнул, что после свадьбы, пожалуй, можно будет и котенка взять. И теперь, разумеется, Эмили шепталась по вечерам уже не с безобидной игрушечной кошечкой, а с кем-то куда более опасным. С тем, кто тоже мог что-то прошептать ей в ответ на секретном языке детства.
Вот тут-то она и начиналась, та история, которую когда-то рассказывал мне Конрад. В его дневнике она была пересказана практически теми же словами. Эмили сперва, видимо, думала, что это шутка, но вскоре, судя по записям, занервничала. А через несколько недель появились и подробности – звуки, доносившиеся из сливного отверстия раковины или водопроводных труб, потом украденные дети. Эмили явно нервничала все сильнее. Ее краткие ответы «Конраду» звучали все более тревожно. Зато «Конрад» все больше рассказывал ей о мистере Смолфейсе. Появились и конкретные инструкции:
Меня вдруг охватил бешеный гнев. Я захлопнула дневник и задумалась. Кто же все-таки за всем этим стоит? Только Доминик и я имели доступ к вещам Эмили, больше в ее комнату никто не входил. Только Доминику было известно о моем прошлом достаточно много, чтобы именно так этим воспользоваться. И потом, он же
Я вдруг поняла, что меня прямо-таки трясет от холода, хотя за окном было жаркое лето, даже пальцы свело. Я посмотрела на часы. Половина четвертого. Скоро домой вернется Доминик. А Эмили, скорее всего, придет сама – ей нравилось самостоятельно возвращаться домой, да тут и пройти-то нужно было всего каких-то полмили; тогда ведь многие дети запросто ходили в школу и из школы самостоятельно, никому и в голову не приходило, что это может быть опасно. Это теперь буквально
Я сунула дневник в книжный шкаф – точно на то же место, где и нашла его, – понимая, что сперва мне необходимо все это обдумать и только потом попробовать поговорить с девочкой. От высоких каблуков у меня ломило ступни – я сбросила туфли, босиком прошла на кухню, быстро приготовила чай по любимому рецепту Доминика – с молоком и большим количеством сахара – и с чашкой в руках села у окна. Прихлебывая чай, я с наслаждением чувствовала, как в мое тело возвращается тепло. Я была уже почти готова лицом к лицу встретиться с чем угодно, когда вдруг раздался телефонный звонок.
Звонил мой отец.
– Беки? Это ты, дорогая?
Мой отец никогда мне не звонил. Никто из моих родителей ни разу не звонил мне с тех пор, как я переехала к Доминику. И в голосе отца слышались какие-то странные незнакомые нотки, которые я оказалась не способна идентифицировать.
– Папа, что случилось? У тебя все в порядке? А у мамы?
Услышав его счастливый смех, я поняла, что те нотки были просто свидетельством его крайнего возбуждения.
– Ох, что ты! Конечно, у нас все в порядке. Я просто не мог больше ждать. Мне так хотелось поскорее все тебе рассказать. Беки, приходи к нам как можно скорее. Случилось нечто совершенно невероятное!
Сердце у меня упало.
– Ох, нет, папа! Вы получили еще одно письмо?
Он снова засмеялся.