Глава четвертая

9 июля 1989 года

Лишь через некоторое время нам удалось успокоить Эмили и подготовить ее к выходу в свет. В основном этим занимался Доминик, а я и не возражала, потому что сама никогда толком не умела ни утешать, ни сочувствовать. По-моему, это связано с тем, что в детстве ко мне никто особого сочувствия не проявлял; от меня просто ожидалось, что я буду нормально исполнять свои ежедневные обязанности. Родители мои были тогда полностью поглощены постигшим их горем и старательно возводили стену между собой и остальным миром.

Мне, конечно, хотелось еще расспросить Эмили и выяснить, кто все-таки посоветовал ей обстричь себе волосы, но Доминик сказал, что ни за что этого не допустит, потому что девочка и без того достаточно огорчена, и нечего мне вдаваться в подробности. У него теперь вроде бы возникло подозрение, что Конрад – это наверняка какой-то мальчик из ее класса, и он всерьез собирался сходить к ней в школу и поговорить с ее классным руководителем.

– Но пока мы все это отложим, потому что сегодня в центре внимания должна быть только ты, Бекс, – сказал он. – И мы с Эмили твердо намерены устроить тебе настоящий праздник!

Вот так и вышло, что в час дня мы втроем оказались в ресторане «Шанкерз Армз», и нас моментально провели наверх, в одно из тех помещений, где Доминик обычно собирал своих лейбористов. Сама я присутствовала на таком собрании лишь однажды и очень недолго. Помнится, это была какая-то весьма темная комната, практически лишенная мебели, и лишь на стенах висело несколько постеров и картин. Теперь же весь верхний этаж был ярко освещен разноцветными фонариками и толстыми свечами в высоких стеклянных сосудах. Целая туча воздушных шаров оккупировала один из углов продолговатого помещения, которое наискось пересекали два накрытых стола. У дальней стены расположился диджей со своим оборудованием; там же было оставлено немного свободного пространства для танцев; импровизированный танцпол был оформлен цветными фонариками, а сверху над ним свисал огромный зеркальный шар. Гостей, приглашенных, разумеется, Домиником, было уже довольно много – человек восемьдесят, а то и больше, – и они занимали основную часть комнаты. Среди них я увидела кое-кого из преподавателей школы «Саннибэнк Парк», с которыми была знакома, когда работала в этой школе, хотя и не слишком близко, чтобы в дальнейшем стремиться к сколько-нибудь тесным отношениям. И, конечно же, родня Доминика была уже там. Эстеллу и Викторию, а также их мужей я уже знала. Молодая женщина с длинными косами и с ребенком на руках была, по всей видимости, его младшей сестрой Майрой. А рядом с его родителями, Блоссом и Сесилом, сидела некая престарелая дама, оказавшаяся, как я впоследствии убедилась, той самой легендарной Гренни О, бабушкой Доминика. Кроме того имелись по меньшей мере две дюжины теток, дядьев, двоюродных братьев и сестер, а также щедрая поросль детей всех возрастов. Большинство присутствующих были явно афрокарибского происхождения, но и со стороны Сесила было несколько человек, в основном весьма пожилых. Меня несколько ошеломило зрелище столь пестрой толпы, собравшейся в одном помещении, и особенно я растерялась, когда Доминик, войдя в зал, громко крикнул: А вот и новорожденная! – и все разом повернулись и уставились на меня, а некоторые еще и заулюлюкали и принялись выкрикивать мое имя. Затем наступила выжидательная тишина, что в определенном отношении оказалось куда хуже приветственных воплей, и я догадалась, что, видимо, должна что-то сделать – улыбнуться, помахать рукой или, может, кого-то обнять.

Первой ко мне потянулась, сияя улыбкой, та молодая женщина с косами. Я ухитрилась улыбнуться в ответ, и она воскликнула:

– Я так рада наконец-то с тобой познакомиться! – Голос ее оказался до странности похож на голос Доминика. – Я его…

– …младшая сестра Майра, – подхватила я и с улыбкой прибавила: – Я тоже страшно рада тебя видеть.

Майра была значительно меньше меня ростом, и у нее были чудесные темные глаза, большие и невероятно выразительные. Малышу у нее на руках, завернутому в стеганое одеяльце, было всего месяца три.

– Маме прямо-таки до смерти хотелось нас с тобой познакомить, – сказала Майра. – Хочешь подержать Тутти? – И она тут же вручила мне дитя. В ответ на это мгновенно последовала вспышка чьей-то камеры, и послышался громкий смех Доминика. Вид у меня при этом был наверняка совершенно ошалелый.

– Дай ей хоть минутку, Бобс, пусть немного освоится, – сказал Дом какому-то пожилому английскому джентльмену с фотоаппаратом в руках. – Бекс, это дядя Бобс, родной брат моего отца. С Майрой ты уже познакомилась. А это моя тетя Федора и ее дочь Кейти. Ну, а это, разумеется, моя Гренни О! Ей девяносто четыре. А вот и Виктория. Ну же, идем скорей, поздоровайся с моей «бандой»!

Банда. Ох, Доминик!

Каким-то образом мне удалось сохранять улыбку все то время, пока Доминик волок меня сквозь плотную толпу своих родственников, называя все новые и новые имена, которые я тут же и забывала. Видимо, карибские гены Блоссом в этом семействе доминировали, и лишь у старшей сестры Доминика, Виктории, кожа была несколько светлее, чем у большинства ее родственников. Она и одета была иначе, и улыбнулась мне чуть насмешливо. Наверное, подумала я, вспомнила, как я нагло тогда ее день рождения пропустила.

– Надеюсь, у тебя все хорошо, Ребекка? – с улыбкой сказала она.