Близкая духовная дочь ей. Дамаскина, исполнявшая обязанности его секретаря в период управления Глуховским викариатством, журналист и писательница Елена Николаевна Лопушанская так писала в своей книге «Епископы-исповедники» о церковной
деятельности Владыки в 1934 г.: «По-видимому, опыт жизни в Стародубе и тесное соприкосновение с миром концлагерей… где политических смешивали, а подчас и подчиняли уголовным, наложили глубокий отпечаток на дальнейшее направление мыслей епископа Дамаскина. Он уже уклоняется от широкой деятельности, не пишет длинных посланий, обращенных к широким кругам верующих. Он убедился, что в условиях советской действительности и общего разложения возможна только подпольная Церковь. А самое главное, он увидел массовый отход от религии, успех антирелигиозной пропаганды, растущее вширь и вглубь безбожие. Надо было спасать уже не большинство, а меньшинство.
Верующие 1934 г. — это малое стадо, это не званые, но избранные. И надо думать об устроении этого малого стада. Вокруг епископа Дамаскина еще до Соловков группировались три лучших из еще оставшихся на свободе киевских священников: духовник Покровского монастыря о. Димитрий И[ванов]; прекрасный проповедник и молитвенник, о. Анатолий Ж[ураковский] и о. Андрей Б[ойчук], особенно непримиримый, который впоследствии привез сведение о мученической кончине епископа Дамаскина. После ареста этих трех священников вскоре появился четвертый непримиримый из провинции. Он долго искал такую общину, какой была община о. Анатолия Ж[ураковского], и поэтому не застал на месте не только епископа Дамаскина, но и ни одного священника из группы его единомышленников. Тихий, спокойный о. Димитрий Ш[паковский] в беседе со своими новыми прихожанами (им удалось устроиться в маленьком храме, который еще не был закрыт, а священника там не было), пояснял: надо следить за собой, за своими словами, а особенно мыслями, а то, если что-нибудь не так, начнешь служить литургию, что-то не то получается… Так высок был духовный уровень священников, последовавших за епископом Дамаскиным, потому что декларации митр. Сергия, помимо канонического, они придавали и мистическое значение. Признать Декларацию — значило поклониться покоряющему все царства мира и тем самым лишиться той благодати, дать место которой завещал священномученик митр. Вениамин в своем предсмертном письме. Таково малое стадо, которое застал епископ Дамаскин в последний свой приезд в Киев. Он объезжает знакомые города, навещает своих единомышленников, ищет новых»[618].
Из этого свидетельства Е. Н. Лопушанской видно, что приезд ей. Дамаскина в Киев и его знакомство с о. Д. Шпаковским были совсем не такими случайными, как говорил на допросе 20 июля 1935 г. сам о. Димитрий: «Приблизительно в январе месяце 1934 г., на Покровской ул. г. Киева, возле церкви Николая Доброго, я встретил случайно епископа Дамаскина (Цедрика) и познакомился с ним. Цедрик заявил мне, что он возвратился из ссылки, в Киеве находится проездом, намерен выехать в Черниговскую область — в Нежин или на Глуховщину. Цедрик также осведомил меня, что он является епископом Истинно-Православной Церкви, не имеет общения с митрополитом Сергием (б. Нижегородским). Я пригласил Цедрика посетить меня на дому. В тот же день Цедрик был у меня. Во время пребывания Цедрика у меня на квартире, я написал заявление о принятии меня в подчинение епископа Цедрика»[619].
В состоявшейся на квартире о. Димитрия беседе ей. Дамаскин информировал священника о положении митрополитов Иосифа (Петровых) и Кирилла (Смирнова), что свидетельствует об определенных контактах Владыки с ними (сам епископ на допросе 1 сентября 1934 г. показал, что лично посетил в феврале того же года проживавшего тогда в г. Гжатске митр. Кирилла). О знакомстве ей. Дамаскина с о. Д. Шпаковским вовсе не на улице, а в иосифлянской Ильинской церкви, куда Владыка специально приехал, говорила на допросе 13 сентября 1935 г. работавшая больничной сиделкой Мария Федоровна Сахно. Она показала, что познакомилась с епископом в начале 1934 г. в Ильинской церкви и в тот же день была с Владыкой на квартире о. Димитрия[620].
Еще более подробные показания об этом дал 28 августа 1935 г. возглавлявший одну из тайных иосифлянских общин Киева иеромонах Каллиник (Хоменко). Он сообщил, что Владыка после возвращения из концлагеря посещал Ильинскую церковь и служившие там иеромон. Мартирий и о. Д. Шпаковский «признали епископом активного деятеля Истинно-Православной Церкви Дамаскина». По свидетельству о. Каллиника, Ильинская и бывшая Иисуса Сладчайшего (из Преображенской церкви) общины «были подчинены» ей. Дамаскину, да и сам иеромонах «имел связь» с этим епископом. Однако самая «правая» из существовавших в то время в Киеве иосифлянских общин — при Покровской церкви на Подоле (закрытой весной 1934 г.) — не пожелала подчиниться ей. Дамаскину, так как он посещал Ильинскую церковь. Ее общину в Покровском приходе уже считали «неправославной», поскольку она подчинилась распоряжению советской власти — вывешивать на здании храма в государственные праздники красный флаг. Возглавлявшая приходской совет Покровской церкви Анисия Тимофеевна Шарапова категорически отказалась даже принимать флаг, а тем более вывешивать его по требованию властей[621].
Согласно заслуживающему доверия свидетельству Е. Н. Лопушанской, ей. Дамаскин (уже в качестве руководителя иосифлянских общин) старался привлечь в ряды своей паствы и некоторых авторитетных священнослужителей из числа киевских «непоминающих», в частности, прот. Александра Глаголева: «Между прочим, он посещает в Киеве одного видного киевского протоиерея, профессора Киевской Духовной Академии, молитвенника, популярного среди верующих, ряды которых значительно поредели — не только вследствие отхода от веры, но и пребывания в концлагерях. Он зовет этого протоиерея к своей маленькой пастве. Протоиерей наотрез отказывается — он не пойдет в подполье, он останется в крошечной церковке в старинной колокольне, подле перестроенного под что-то большого храма и будет жить в каморке там же. У него приход, он посвятил себя молитве и своих прихожан призывает к тому же. Он уже лишен всего — и квартиры, в которой прожил почти всю свою жизнь, и большого храма, и всех прав — кому он еще нужен? И вспоминает указ митр. Агафангела о приходах.
Почему-то отказ этого протоиерея производит на епископа Дамаскина потрясающее впечатление. У приютившего его священника (о. Димитрия Ш[таковского], устроившегося в маленьком частном доме) с ним делается сердечный припадок. Неужели до сих пор — а уже со времени издания Декларации прошло больше шести лет — неясно, что вместо „легализации“ Церкви усиленными темпами идет ликвидация Церкви? На что еще надеяться? А между тем уцелевшее до того времени духовенство и часть верующих продолжают надеяться на что-то, когда уже надеяться не на что. Разве зло может выдохнуться? Наступившая вскоре волна ежовского террора захватила и этого протоиерея-профессора»[622].
Из этого свидетельства Елены Николаевны видно, что ей. Дамаскин не просто пару раз бывал в доме о. Д. Шпаковского, но и некоторое время жил у него, о чем священник на допросах промолчал. Ничего не сказал он и о том, что временно возносил имя Владыки за богослужением. Об этом тоже стало известно из книги Е. Н. Лопушанской: «Друзья епископа Дамаскина и почитатели стараются держать в тайне его местопребывание. Но как уберечь Владыку, который не снимает рясы, не обрезывает свою длинную бороду, не теряет за столько лет архиерейскую осанку и с архиерейским посохом ходит „инкогнито“ по Киеву, когда ему запрещено вообще показываться на Украине! Он не умеет прятаться. Он мыслит так: „Все мы вменихомся яко овцы на заклание“! Епископ Дамаскин явно отходит от митр. Сергия и дает распоряжение о. Димитрию возносить его имя за богослужениями. Друзьям Владыки удается убедить прекратить это возношение. Священника умоляют словами: „Не бо врагом Твоим тайну повем“… Он идет к Владыке и получает от него разрешение не поминать»[623].
22 июля 1935 г. о. Димитрий сказал следователю, что ей. Дамаскин был у него на квартире лишь два раза — в январе и мае 1934 г., когда приезжал из Нежина на пару дней с ночевкой. На вопрос, кто посещал епископа в мае, батюшка ответил, что не помнит, и с кем встречался ей. Дамаскин, ему неизвестно. На следующем допросе, 23 июля, следователь все-таки добился сообщения трех имен посетителей: А. Ф. Смолич (она уже уехала из Киева), М. Ф. Сахно и некоей не установленной следствием Елизаветы Федоровны. Остальных о. Димитрий так и не назвал, сославшись на незнание. М. Ф. Сахно на допросе 13 сентября 1935 г. подтвердила майский приезд ей. Дамаскина и сообщила, что, как и в первый раз, именно она покупала епископу обратный билет на поезд[624].
Видимо, в свой майский приезд Владыка назначил о. Димитрия киевским благочинным. К этому времени церковная ситуация в городе заметно изменилась. Весной 1934 г. советские власти закрыли последние две иосифлянские церкви — Ильинскую и Покровскую. В Киеве и пригородах возникло восемь тайных истинно-православных общин. Они были разные по численности — от 10 до 90 верующих, и каждую окормляли свои священнослужители. Самой большой была община вернувшегося из ссылки во второй половине 1933 г. иеромонаха Феогния (Деркача), куда вошел почти весь бывший Покровский приход, в том числе члены приходского совета во главе с А. Т. Шараповой, церковный хор из 8–10 человек с бывшим регентом У. Рукавицыной и много монахинь. К концу 1934 г. эту общину стал окормлять и вернувшийся после трехлетнего лагерного заключения другой бывший насельник Киево-Печерской Лавры иеромонах Агапит (Жиденко).
Второй по численности была община о. Димитрия Шпаковского. По свидетельству иеромон. Каллиника, в нее входил «бывший приход священника Жураковского и часть прихожан архимандрита Спиридона». Далее шла община иеромон. Мартирия (Слободянко), она находилась на Мышеловке (окраина Киева) и состояла из бывших прихожан Ильинской церкви. Четвертую общину окормлял бывший настоятель церкви с. Старые Поздняки Киевской области Никита Смолий. Он перешел к иосифлянам в 1929 г.
под влиянием свящ. Бориса Квасницкого, вскоре был арестован, сослан на 3 года, но в конце 1933 г. вернулся после отбытия срока и с тех пор служил в Киеве тайно. В общину о. Никиты входили духовные дети о. Б. Квасницкого из бывшего Введенского женского монастыря на Печерске.
Свои небольшие общины, состоявшие из части бывших прихожан Покровской и Преображенской церквей, были у иеромон. Каллиника (Хоменко), вернувшегося в 1934 г. в Киев из ссылки иеромон. Аполлония (Канонского) и вернувшегося в конце 1933 г. после трехлетнего заключения в Беломоро-Балтийском лагере священника Евгения Лукьянова. Последняя, восьмая, тайная община существовала в пригородном пос. Ирпень. Она состояла из прихожан закрытой к тому времени местной иосифлянской Троицкой церкви и группы бывших монахинь Покровского Киевского монастыря, которые проживали совместно на даче Е. Д. Бабенко до арестов в июле 1937 г. Окормляли ирпенскую общину отцы Д. Шпаковский и Каллиник (Хоменко)[625].
Из этих восьми общин как минимум пять признавали руководство еп. Дамаскина. Для их непосредственного управления Владыка и назначил о. Димитрия благочинным. Именно весной 1934 г. еп. Дамаскин получил копии писем Патриаршего Местоблюстителя митр. Петра (Полянского) митр. Сергию (Страгородскому) с осуждением действий Заместителя Местоблюстителя, и это укрепило епископа в осознании верности избранной им позиции. В одном из писем того периода Владыка Дамаскин писал единомышленникам: «Извещаю вас, что дедушка Петр предложил митрополиту Сергию распустить незаконный Синод свой, изменить свое поведение и принести покаяние перед Церковью и собратиями. Сдержит ли он это? Конечно, нет. Значит, нам не по пути, не по дороге с ним»[626].
Полученная информация о позиции митр. Петра нашла отражение и в другом, относящемся к весне 1934 г., письме еп. Дамаскина игумену Аристоклию (Ветрову): «Если до сих пор Вы, о. Аристоклий, не были в курсе церк[овного] положения, не имели надлежащего разъяснения, то после того, к[а]к я разъяснил Вам вопрос, указал на великий грех сергианского беззакония, указал Вам на то, что м[итрополит] С[ергий] восстал на своего Предстоятеля, не подчиняется категорическим его требованиям, нарушил многие церковные] правила и самовольно присвоил себе права, каких не имел и сам Патриарх, — никакого оправдания Вам не может быть, и, оставаясь в общении с сергианами, Вы являетесь участником и в беззаконии их. Тем больший грех Вы взяли на себя, что продолжаете своим прежним авторитетом удерживать в сергианском беззаконии и тех, кои сомневаются в их православии и обращаются к Вам за советом. Лишая Вас за это своего благословения, я призываю Вас к Суду Божию»[627].
Еще более резко охарактеризовал Владыка Дамаскин деятельность митр. Сергия и его сторонников в письме архиеп. Серафиму (Самойловичу) от 15 апреля 1934 г., копию которого он направил митр. Кириллу (Смирнову): «Путь митрополита Сергия — путь несомненной апостасии. Отсюда и отщетение благодати у него несомненно. Несомненен отход от благодати и всякого сознательно внедряющего в жизнь план „мудрейшего“»[628].
И в этот период взгляды еп. Дамаскина далеко не во всем совпадали с позицией иосифлян, но его практическая деятельность по руководству тайными иосифлянскими общинами позволяет считать Владыку фактическим участником движения, возглавляемого митр. Иосифом. Впрочем, в 1934 г. еп. Дамаскин кое в чем пошел даже дальше многих иосифлян, считая (как истинно-православные христиане) недопустимым для верующих работать в государственных учреждениях и состоять в советских общественных организациях.
Об этом, в частности, писала Е. Н. Лопушанская: «Епископ Дамаскин заповедует своим последователям, по возможности, не работать на государственной службе. Кто может шить, пусть работает на дому. Кто может заниматься каким-либо другим ремеслом, пусть старается заниматься им так, чтобы жить христианской жизнью и удаляться зла: „Блажен муж, который не идет на совет нечестивых“. Лучше довольствоваться меньшим, но сохранять свободу духа. В воздухе чувствуется гроза — это 1934 г.! Преддверие ежовского террора. Кто знает, не сметет ли он последних служителей алтаря! Епископ Дамаскин учит, что, может быть, настало время, когда Господь не хочет, чтобы между Ним и верующими стояла Церковь как посредник, а каждый человек призван стать непосредственно перед Господом и отвечать Ему за себя сам, как это было при праотцах! Пусть каждый помнит об этом и на этом строит свою жизнь!»[629]
Поездки еп. Дамаскина в Киев, Глухов, Гжатск, Москву и другие города, связанное с ними оживление деятельности иосифлянских общин не остались не замеченными карательными органами. В отношении ОГПУ СССР от 8 июля 1934 г. говорилось: «По имеющимся в СПО ОГПУ сведениям, основными организаторами ИПЦ на Украине являются епископы Дамаскин (Цедрик), проживающий в Черниговской области, и Парфений (Брянских), проживающий в Одесской области. Дамаскин неоднократно приезжал в Москву и устраивал нелегальные собрания на квартире Кострыгиной Веры Спиридоновны, где развивал свои взгляды на советскую власть. Ссылаясь на псалмы „Царя Давида“, Дамаскин говорил, что каждый верующий должен „ненавидеть эту власть полной ненавистью“»[630].