В воскресенье Китти писала второе письмо Беатрис, в котором заверяла сестер, что помолвка – дело почти решенное, когда вошла Салли и доложила о прибытии лорда Рэдклиффа.

– Ты совершенно уверена? – спросила Китти, которую это известие застало врасплох, но Салли потребовала ответа только на один вопрос: пригласить визитера в гостиную или нет.

Китти пролепетала, что пригласить, мысленно отругала себя за нервность, встала и провела рукой по волосам, несколько более растрепанным, чем обычно.

В их гостиной Рэдклифф выглядел совершенно неуместно, в его присутствии комната словно уменьшилась, потолок опустился ниже. Судя по тому как он задержал взгляд на мебели – прежде она казалась Китти очень дорогой, а теперь потускнела по сравнению с обстановкой дома на Гроувенор-сквер, – он тоже это понимал.

– Добрый день, мисс Тэлбот. Прошу меня простить за столь неучтивый визит без приглашения.

Мисс Тэлбот милостиво приняла извинения.

– Чем могу помочь, милорд? – спросила она столь же вежливо, жестом указав посетителю садиться. – Все ли благополучно в вашей семье?

– О да, безусловно И я намерен поддерживать ее в таком состоянии.

Они умолкли, глядя друг другу в глаза и ожидая, когда противник первым нарушит тишину. К мрачному удовлетворению Китти, это сделал Рэдклифф, а не она.

– Мисс Тэлбот, боюсь, я должен прекратить ваше знакомство с моей семьей. Простите за прямоту, но я не позволю вам одурачить Арчи и заманить его в брак, поводом к которому является единственно ваша алчность.

В его тоне звучало холодное презрение, которое подействовало на Китти сильнее, чем если бы он повысил на нее голос. Она ощутила, как жар приливает к шее. Может, нужно протестовать, сказать, что он ошибся, а она любит Арчи? Но что-то в его ледяном взгляде подсказывало: это бесполезно.

И тогда, позволив маске упасть, она смерила собеседника спокойным взглядом, каким он мерил ее. Два взора – оценивающих, просчитывающих – скрестились во всей их прямоте.

– Понимаю. Позвольте спросить, милорд. Единственной причиной, по которой вы возражаете против этого брака, является ваше мнение обо мне как об охотнице за состоянием?

Он красноречиво развел руками:

– Простите, но разве нужна еще какая-то причина?

– Да, думаю, вы могли бы… Не понимаю, почему вам столь претит моя практичность.

– Практичность? – повторил он. – Вы называете это так? Я бы сказал: холодный расчет, корыстолюбие, манипуляция. Боюсь, мисс Тэлбот, я описал бы ваше поведение этими значительно менее достойными словами.

– Только богатым позволена роскошь сохранять достоинство, – холодно откликнулась она. – И только мужчины обладают привилегией самостоятельно искать богатство. На моем попечении четыре сестры, полностью зависящие от меня, а профессии, доступные таким женщинам, как я, – гувернантка, модистка, – не дадут возможности прокормить и одеть даже двух. Что еще мне остается, как не искать богатого мужа?

– Вы бессердечны, – обвинил он.

– А вы наивны, – парировала она, ее щеки пылали. – Если Арчи женится не на мне, то на одной из тех молодых женщин со связями, которых к нему подтолкнут. И всех претенденток будет больше интересовать его кошелек, чем его сердце. Станете отрицать?