Дима одарил адвоката серьезным осуждающим взглядом и сухо произнес:

— Он хороший парень. Не думаю, что он хотел баб … — замялся и поправился — Зинаиде Степановне сделать что-то плохое. Она в нем души не чает, и он ее очень любит.

Из-за двери послышался звонкий голос кого-то из медработников, позвавший мальчиков обедать.

— Ты иди, я тебя догоню, — приказал Дима брату.

Тот в ту же секунду выпрыгнул из кровати, сунул крохотные ножки в пушистые тапочки и, схватив тарелку, пошлепал к столовой.

— Как вам здесь живется? — спросил Страхов, когда Миша вышел из палаты.

— Все хорошо, — коротко ответил мальчик и наклонился, чтобы завязать шнурки на кроссовках.

— Скажи, пожалуйста, — начал Страхов, но остановился, увидев случайно оголившуюся вспухшую, фиолетовую спину.

Дима заметил пораженный взгляд адвоката и поспешил опустить задравшуюся одежду.

— Это между мной и Богом, — шепотом сказал мальчик.

— Если что-то случится, ты можешь звонить мне, — сказал Страхов, оставляя на столе свою визитку.

Дима не обратил на нее никакого внимания и стал собирать лежащие на тумбе учебники в портфель.

— Я пойду, — сказал Страхов и направился к двери.

— Я не могу давать волю своим чувствам, — не поворачиваясь к Страхову, проговорил Дима, — Сейчас у брата есть только я, если он увидит, что мне страшно, то он этого не вынесет. Я не могу сделать ему так больно.

Страхов кивнул головой, вышел из палаты, быстрым шагом дошел до столовой, подошел к Мише и опустился так, чтобы видеть его глаза.

— Если тебе страшно, ты можешь сказать мне об этом, я помогу.

Мальчик посмотрел на него круглыми добрыми глазами, обнял и сказал на ушко:

— Теперь вместо отца и матери у меня только старший брат, и если я буду плакать, он подумает, что я в нем сомневаюсь.

У Страхова закололо сердце, а в уме появилась подлая трусливая мысль о том, что Дима может быть рад такому положению дел, ведь теперь его никто не будет бить. «Может, он и молит Бога, чтобы он забрал родителей,» — подумал Страхов и решил пробраться к палате, где находились Вера и Андрей Терентьевы. Он накинул на себя белый халат, опустил голову и прошел по коридору незамеченным. Он зашел в палату, посмотрел на них и заметил, что в руки им вложены маленькие крестики. Страхову стало нечем дышать, он выбежал из палаты, промчался по коридору к выходу из отделения, быстрее лифта спустился по лестнице, снимая с шеи давящий галстук и расстегивая верхние пуговицы рубашки, и выскочил на улицу.

Он ощущал себя маленьким ребенком, стоящим в комнате, на полу которой лежат битые вазы, и чем больше он хотел все исправить, склеить вазы, тем больше осколков появлялось вокруг. Всё рассыпалось, всё, к чему он прикасался превращалось в ничто.