Егор Поднял свой тусклый взгляд и начал обозленно выговаривать:

— Я думаю, что у нас нет особо выбора в нашей жизни. Существуют события, которых мы не можем предотвратить, и обстоятельства, с которыми мы не можем справится. Они не обусловлены никакими нашими действиями или решениями, и люди поставлены в позицию раба по отношению к природе. Я думаю, что нет ни Бога, ни сверхчеловека, и в остатке людям остаются только одиночество и страдания.

Когда он замолчал, Наташа сочувственно спросила:

— Ты зол?

— Нет, — снова отмахнулся Егор, — Если бы я злился, значит, я бы признавал существование кого-то или чего-то, на которого можно злиться. Но я не вижу никакого субъекта, я вижу только пустоту и бессмысленность всей жизни.

Наташа хотела бы просто обнять отчаявшегося ученика и утешить его, но она понимала, что от той боли, которая вызывает гнев ему так быстро не освободиться.

— Твоя точка зрения имеет право на существование, — сказала она, — есть много людей, которые её разделяют. Что ты хочешь от меня услышать?

— Я точно не знаю, — обреченно произнес Егор, потупив взгляд, — Мне кажется, я злюсь на вас. Вы рассказываете еще маленьким детям о каком-то Боге, о справедливости, о законах мира, которые вы не можете доказать. Вы даёте им ложную надежду на счастливую жизнь, прожитую достойно… — горячо говорил он,

— Так лгать непозволительно для учителя, который считает себя профессионалом.

Наташа ощутила, как ее горло сдавила злоба и стянуло оскорбление. Она отвернулась и нарочно прошла до рабочего стола и обратно, чтобы выручить время на собственную стабилизацию.

— Я понимаю, что это не доказано, — успокоившись, объяснила она, — поэтому и я озвучиваю не собственную философию, а рассказываю о том, как видели мир великие мудрые люди. И я не настаиваю на том, чтобы все верили в те выводы, которые мы делаем на уроках. В конце концов есть только поступок и его последствия, а оценка этого последствия — субъективная, потому что она зависит от системы ценностей, которых придерживаются люди. Но я глубоко убеждена, что каждый момент в жизни балансирует между свободой и необходимостью. Да, некоторые вещи неотвратимы, но на что-то мы можем повлиять.

— Нет, это не так! — вскипел он, и его страдальчески бледное лицо покраснело в приливе гнева, — Ни на что человек не может повлиять! Он беспомощное существо, которое приходит ниоткуда и уходит в никуда. Некоторые могут уверять себя том, что они приносят пользу людям, но это только самообман, который должен хоть как-то оправдать свою жалкую жизнь. Есть изначальное неравенство в положении, и все гениальные люди, которые достигли чего-то сколь угодно долго могут учить остальных верить своей мечте и верить в свои силы, но это их судьба — быть великими. И заслуги их в этом нет никакой. Они только были более успешными марионетками в этой игре в кости.

— Ты считаешь себя совсем беспомощным? — спросила Наташа, делая шаг навстречу к Егору.

— Я считаю, что вы не в праве заниматься морализаторством на обычном уроке литературы, — отшатнувшись от нее, сердито заявил ученик.

— Может, ты прав больше, чем я полагаю, потому что сейчас я беспомощна. Я не знаю, как помочь тебе преодолеть свои иллюзии, — призналась Наташа и виновато поглядела на Егора.

— Вы ужасно высокомерны! — отчаянно прокричал он, и его левый глах начал дергаться, — Даже сейчас вы низводите мои слова до пустого детского максимализма, а на самом деле понимаете, что я прав.

— Я бы хотела тебе помочь, но не знаю как, — с раскаянием и болью говорила она.

— Не врите детям, — грозно сказал Егор, — Это все, чем вы можете помочь.

Он замолчал, подождал несколько минут реакции на его слова, но не дождавшись, встал и пошел к выходу.

— А лучше просто увольтесь и не морочьте людям головы, — с жаром проговорил Егор и вышел за дверь.