Чей-то нервный топот отвлек его, он поднял голову, поводил головой по обе стороны, увидел насупившегося Федора Иннокентьевича, склонившегося над бумагами, Никиту Петровича, пытающего целиком засунуть в рот большой пышный крендель, покрытый сахарной пудрой, и стоящего в дверях Данилу.

— Вы не идете на митинг? — спросил молодой адвокат, впопыхах нахлобучив на квадратную голову кепку.

— Какой еще митинг? — поперхнулся Никита Петрович и отодвинул коробку с кренделями на край стола.

— Против заключения Н. Митинг сегодня по всей России будет организован.

— А чем я могу помочь? — небрежно пробормотал Никита Петрович, стряхивая с рубашки следы сахарной пудры.

— Вы совсем уже заелись, — завопил Данила и, махнув рукой, сердито выговорил, — Хорошо, сидите. Ждите, пока и вы окажитесь за решеткой из-за своей деятельности. Скоро в этой стране останется только ручку целовать его величеству благодаря таким молчунам, как вы.

— А о чем мы молчим? — добродушно поинтересовался Федор Иннокентьевич.

Данила сверкнул глазами и начал скандировать, загибая пальцы на руках:

— О том, что все правительство повязано, что система скоро легализует смертную казнь и начнет не просто прятать за решетку оппозиционеров, а на гильотину их отправлять. Вы лучше всех понимаете, что мы из демократического государства превращаемся снова в тоталитарное, что вместо республики воцаряется монархия. Причем даже не конституционная.

— А мое присутствие на митинге конкретно как предотвратит все то, что ты сейчас напророчил? — лукаво подмигнув Никите Петровичу, спросил Федор Иннокентьевич.

— Вы специально идиотами прикидываетесь? — задыхаясь от подступившей к горлу злости, вскричал Данила, — Неужели вы хотите, чтобы ваши дети росли в этой нищете?

— А нищетой ты называешь свой BMW? — усмехнулся Страхов.

Данила побагровел, на лбу у него вздулась вена, он лязгнул зубами и презрительно проговорил:

— Нищетой я называю то, что ею и является. 80 % людей живут за чертой бедности…

— И поэтому ты ездишь на BMW? — перебил Страхов, ехидно улыбаясь.

— Моя машина не имеет никакого отношения в делу, — фыркнул Данила, нервно подергивая уголком рта, — Помочь бедным — не значит обокрасть богатых.

— Это значит обокрасть политиков и чиновников, — подхватил Никита Петрович и рассмеялся.

Данила впал в ступор.

— Слушай, — спросил Страхов, когда закончил заполнять заявление, — ты в прошлом месяце отмазывал от налогового штрафа владельца бензоколонок. Как это коррелируется в твоей системе ценностей с тем, что ты предъявляешь к коррумпированной элите?

— Нам нужно сделать общество более осознанным, привлекать внимание людей, объяснять, что несправедливость — это не норма. Что выше всего должны стоять закон и свобода каждой личности, — гордо отвечал Данила, подняв глаза куда-то наверх.