– Я припомню это тебе, Стжежимир.

– Буду ждать, – почти равнодушно ответил чародей. – Вытащите Милоша из этой клетки, в конце концов! Он не соловей, чтобы держать его взаперти.

– Улететь пыталфя голубфик, – пояснила старуха, поторопившись открыть клетку. Она небрежно достала сокола и бросила его на грязный стол, придержала за голову, чтобы не вырвался. – Понафалу узнавал наф, а потом одифал…

Веся пискнула от жалости.

– Осторожно, – попросила она, но никто её не услышал.

– Милош слишком долго оставался соколом, – хмуро пояснил носатый чародей, названный Драганом. – И его тянет куда-то другое проклятие. Не такое тёмное и сложное, но мощное. Оно точно рыбья кость проникло глубоко в тело. Так сразу его не вытащить.

Все замолчали, думая каждый о своём. Стжежимир сел за стол напротив старухи, протянул руку к соколу, осторожно приподнял его крыло, рассматривая. Оборотень не вырывался.

Ежи приблизился, опустился на колени так, что глаза его оказались напротив жёлтых хищных глаз сокола. Зрачки бегали из стороны в сторону. Злой напуганный взгляд дикого зверя, пойманного в ловушку. Он смотрел на Ежи как на врага, как на чужака.

Ежи прежде всегда мог распознать друга среди остальных птиц, но теперь в соколе ничего не осталось от Милоша. Всё, что было, затерялось за путами заклятий. И значит, всё было напрасно? Значит, не осталось человека? Только сокол?

Глаза защипало. Ежи утёрся рукавом и поднялся, подошёл к распахнутой двери, желая уйти подальше.

– Почему он не обращается человеком? – тихо спросила Веся.

Потому что проклятие её сестры оказалось сильнее фарадальского чуда.

Стжежимир подумал о том же:

– Хотелось бы спросить об этом у ведьмы, наложившей проклятие. Кто такая эта Дара с мельницы?

– Моя сестра, – пожала плечами Весняна. – Дочка мельника.

– Простого мельника?

Стжежимир смотрел испытующе, с недоверием, и девушка поёжилась под его взглядом.

– Её мать чародейка из Совиной башни. Она родила Дару в Великом лесу.