— А сейчас — в столовую! Вы ведь тоже, кажется, не завтракали?
— Кажется, не завтракали, — позволил себе пошутить Зацепа.
Газик доставил офицеров в летную столовую. Бирюлин первым вышел из машины, за ним — лейтенанты, притихшие, послушные.
Столовая выглядела праздничной. На столах в вазах стояли букетики полевых цветов: оранжево-красные саранки, лиловые ирисы, синие колокольчики.
Официантка, расторопная девушка с кипенно-белыми, точно взбитые сливки, волосами, принесла бифштексы, яичницу глазунью, чай.
От глаз Бирюлина не укрылось, с каким восхищением лейтенанты разглядывали нарядный, сверкающий чистотой и белоснежными скатертями зал, и он спросил:
— Как вам наша столовая?
— Люкс! — воскликнул Зацепа.
— И готовят неплохо, — добавил Фричинский.
— Благодарите Асю.
— Вам что-нибудь еще принести? — спросила официантка, услышав свое имя.
— Нет, что вы! — испугались лейтенанты. — Этого не съесть!
— Ася, замуж еще не вышла? — по-свойски спросил Бирюлин.
— Не берут, Владимир Иванович. Все с запада себе жен везут.
— Что значит — с запада! Прикажем — возьмут. Ты только пальцем укажи, кто люб.
— Хорошо, когда-нибудь укажу. — И, рассмеявшись, девушка исчезла на кухне.
ГЛАВА ВТОРАЯ
…Проснулся Зацепа от грохота в дверь. «Тревога! Тревога!» Ему не впервой было вскакивать и сломя голову мчаться на аэродром. Тревоги устраивались обычно перед рассветом. Это себе твердо уяснил лейтенант. Скучное, привычное занятие… Ко всему привыкает человек, и если поначалу, попав в строевую часть, полный жутковато-романтических думок о сущности этого магического слова «Тревога!», Зацепа принимал этот сигнал как нечто выдающееся, когда решается, быть может, судьба границы Родины, то постепенно он разочаровывался, расхолаживался. Не было ни вылетов, ни взрывов…
Горел свет, будильник показывал без четверти пять. Фричинский, неуклюже прыгая на одной ноге, спешно натягивал на себя брюки. Длинноногий, волосатый, с всклокоченной после сна черной головой, он рассмешил Зацепу.
— Эд, а ты на цаплю похож!