— На гауптвахте? Ну и задам я Капитонычу!
— Не надо, Любаша, дело прошлое. Да и не он виноват… Расскажи лучше, что у тебя хорошего?
— Хорошего мало. Муж из тюрьмы письмо прислал, пишет, что скоро выпустят. Ответила ему: как только вернется — уйду к родителям. Опостылела такая жизнь…
Оставшись один, Валентин долго лежал на кровати и размышлял о невеселой Любашиной доле: красивая, а нет в жизни счастья. Разменяла по мелочам. Вот если б она раньше ему встретилась?.. Он уберег бы ее от всех бед и неприятностей. А теперь? Что делать теперь?
И сколько ни думал, выхода не находил…
Наконец настал день выписки. Валентин скинул с себя осточертевший больничный халат и надел военную форму. Сразу стало привычно, уютно, приятно. Распрощавшись со всеми, торопливо зашагал прочь от госпитальных ворот.
На одной из улиц остановился: его шатало, как от хмеля. Зажмурился и снова открыл глаза. Не поверил. Что за чудо? Все вокруг сверкает, серебрится, переливается. Деревья и кустарники стоят, словно хрустальные, все во льду. С крыш, совсем как весной, свисают сосульки, блестят, плавятся и звонкой капелью цвенькают об асфальт. Вчера была оттепель, ночью ударил мороз, а нынче неожиданно пригрело солнце — и все неузнаваемо преобразилось вокруг.
В приподнятом настроении подходил Зацепа к Любашиному дому. На стук никто не отозвался. Он подождал минуту-другую, постучал снова и толкнул дверь. Она открылась. В доме — никого.
Валентин присел у окна, поджидая Любашу.
Обнаженный сад был пуст и печален. Деревца без листьев, остекленные тонким налетом льда, как раздетые детишки, тонкие, загорелые. Вот и памятная яблонька, под которой когда-то сидели они с Любашей. Как хорошо им было тогда, беззаботно! Кажется, вечность прошла после той встречи…
Валентин машинально взял со стола книгу. Оказалось, не книга — тетрадь.
Добрые стихи. Откуда переписала их Любаша? Перевернул страницу, удивился. Дневник?
«…Мне хочется сразу познать жизнь. Жизнь — это большая игра, и надо побольше вырвать себе удовольствий».
Ничего себе философия!
Он захлопнул тетрадь: нехорошо, нечестно. Дневник — это для себя, не для всех. Но любопытно, черт возьми!..
Черная клеенчатая тетрадь притягивала к себе, но Валентин больше не посмел открыть ее.
Неслышно в комнату вошла Любаша. Глянула на Валентина, на забытый дневник на столе, все поняла.
— Читал? — настороженно спросила она.
— Нет.
— Тогда прочти.