— Так эта самая банда убила твоего отца? — с беспокойством спросила мать.

— Нет, другая, — ответил он. — Откуда такая ненависть к нам? Чего они к нам пристали? Что такого им сделал отец?

Они умолкли.

Каид, у которого стадо осталось без пастуха, потребовал от Айши, чтобы она выполнила условия их договоренности.

— Либо ты вернешь мне то, что задолжала, либо второй твой сын заменит того, который болен.

У Айши не осталось ничего. Чтобы жить, ей нужна была вторая половина жалованья пастуха, о котором условились ее муж с каидом. Она получила только первую половину. Другую ей должны были выплатить зимой.

У Матушки к Хасану относились, как к родному. Его все любили. По натуре очень живой, он умел и посмешить и рассказать забавную историю во время общих сборищ. И однако часто, уходя со своими козами, он садился под дерево и смотрел вдаль, спрашивая себя, а что там, за горизонтом, так ли, как у них, живут люди в том краю. А в иные минуты, возвращаясь вечером, он садился у огня и, углубившись в свои мысли, ни на что не обращал внимания. Он смотрел на огоньки, перебегавшие по раскаленным углям: голубые, сиреневые; потом вдруг цвета менялись, превращались в оранжевый, светло-желтый, серый. Потрескивание дров порой выводило его из задумчивости. Тогда он подкидывал одно-другое полено, чтобы не было дыма. Огоньки разгорались ярче: голубые, зеленые, желтые. Потом все снова становилось обычным в его глазах. Нет, он совсем не хотел возвращаться к себе в деревню. Смерть отца, безропотность людей отвратили его от родных мест. Ему никого не хотелось больше видеть, разве что мать с братом. И вот теперь брат его на краю могилы. На него снова обрушилось несчастье. Сердце его было исполнено печали, он познал горечь страдания, скрытого на дне души; это все равно что болезнь, которая точит вас, проникая в самую глубь вашего существа, и от которой нет спасения. Но что поделаешь? Он постарался отвлечься от своих мыслей. Ему вспомнился брат, играющий на свирели. Играя, он любил следить за облаками, плывущими по воле ветра. Когда облака вытягивались, он играл потише. Звуки его свирели как бы подражали краскам: голубой, багряной, фиолетовой, и так до тех пор, пока солнце не пряталось за гряду гор и суровые утесы и скалы не погружались в сон.