Странник тихо рассмеялся, и этот звук пробежал дрожью по спине. Я невольно поежилась.

— Я не хотел тебя обидеть, Эшли.

— Ты злишься из-за того, что я напоила Лорелею.

— Так уж и быть, признаю, что ты позволила ей нарезаться ненамеренно, потому что явилась в бар с иной целью!

— Ты чрезмерно самовлюблен, — хмыкнула я, чем вызвала у Странника очередную вспышку тихого, самодовольного смеха. Я тешила его самолюбие, а он отвечал мне ехидством. Так повелось со дня нашего знакомства.

— Ответишь на мой вопрос или нет?

— Там значилось лишь имя.

— В интересах твоего расследования я не буду спрашивать, чье конкретно. Лишь спрошу: тот, чье имя написано на бумаге, жив или уже мертв?

Я хмыкнула и откинулась на спинку стула. Оправив плащ так, чтобы не светить в полном подвыпивших мужчин заведении коленями, и сложила на них руки.

— Как благородно с вашей стороны! Увы, мертв. И ты уже знал ответ, когда задавал вопрос.

Затянувшись, Странник задумался и ответил почти минуту спустя, когда выпустил в потолок пять колец дыма подряд. От нетерпения я считала, перебирая пальцами пояс плаща. Наслаждаясь своим творением, он нехотя заговорил:

— Да, пожалуй.

— И как ты догадался?

— Я не догадывался. Задал элементарный вопрос, ответы на который должны были быть столь же лаконичны — да или нет. И что тебе дает та записка?

— К сожалению, ничего, — бесцветно отозвалась я. По плечам пробежал холодок, и сердце заколотилось у горла — знакомое ощущение. Я обернулась, заведомо зная, что не различу в толпе бэлморта.