Врачи говорят, что это была точка невозврата. Если бы Бориса Николаевича вовремя не оперировали, то, скорей всего, он навсегда остался бы инвалидом, прикованным к коляске.
Я позвонил на барселонское телевидение, чтобы отменить встречу Ельцина с руководителями коммунистических партий в прямом эфире. Программа была заявлена за две или три недели, в студии собрались многие политики. Огромный зал был переполнен приглашенными. Общественность Барселоны загодя пришла на встречу с «анфан террибль» советской перестройки.
Организаторы попросили, чтобы вместо Ельцина выступил я в качестве основного оппонента. Пришлось покинуть госпиталь и срочно выехать на телевидение.
Вечером, часов в одиннадцать, Бориса Николаевича повезли в операционную. Операция и теледебаты проходили почти одновременно. Все передачи по телевидению и радио Испании каждые 30 минут прерывались сообщениями о состоянии здоровья Ельцина. В зале, где проходила дискуссия, для трансляции новостей установили большие телевизионные экраны.
В час ночи ведущему наконец позвонили из госпиталя и сообщили, что операция завершена успешно. Врачи надеются на скорейшее выздоровление Ельцина. Участники теледебатов, включая коммунистов, стоя аплодировали этой новости.
На следующий день барселонцы подолгу стояли у дверей госпиталя. Приносили цветы, ждали, когда Ельцина вывезут на прогулку, но он пока лежал в реанимации.
Ни один человек из посольства СССР и других советских организаций так и не приехал его навестить, хотя в Барселоне, по-моему, было даже советское консульство, которое по международным правилам и уставу обязано помогать соотечественникам, попавшим в беду.
1 мая Ельцина из реанимации перевезли в обычную палату. Трусливые советские конъюнктурщики даже предположить не могли, что через две недели после странной «аварии», на I Съезде народных депутатов РСФСР Ельцин будет избран председателем Верховного Совета РСФСР.
Два дня после операции врачи не разрешали Ельцину вставать с постели. Тогда неуемный пациент создал в своей палате подобие штаб-квартиры для встреч с политиками, бизнесменами, журналистами. Каждый день звонил Наине Иосифовне, успокаивал.
– Представляете, моя Ная не верит, что я скоро прилечу в Москву! Просит беречь себя и полежать хотя бы недели две. Что вы ей такого наговорили? – упрекал он нас. – Как не стыдно женщину пугать…
Мы с Левой только пожимали плечами – это не мы.
– Надо обязательно вернуться к открытию съезда.
Борису Николаевичу по размеру сшили специальный ортопедический голубой корсет. На третий день с согласия профессора Льевета он все-таки встал на костылях и немного походил по палате. На следующий день профессор отобрал у Ельцина костыли и попросил сделать несколько шагов самостоятельно. Никто не верил, что это возможно, лоб Ельцина покрылся мелкими каплями пота. Но он сам, без костылей и чьей-либо помощи, протянув руки вперед по направлению к Льевету, медленно, шаркая белыми шлепанцами, пошел по палате весь мокрый от страха упасть и волнения.
Это походило на чудо. Как можно было ходить на третий день после такой сложной операции?
«Пока хватит, – сказал хирург, – каждый день понемногу ходите, но в присутствии медсестры, пожалуйста».
– Ну, все, пора лететь в Москву, загостились мы тут, – были его первые обращенные к нам решительные слова после чудесного исцеления и первых самостоятельных шагов.
Однако еще пару дней Ельцин проходил реабилитацию, встречался с журналистами и президентом Каталонии господином Пужолем, которого благодарил за помощь и гостеприимство.
В Барселоне было всё не так, как в других регионах Испании. Чувствовалось, что каталонцы – это не совсем испанцы. Постоянно шли разговоры о независимости. После встречи с президентом Каталонии он сказал:
– Да… Эти ребята добьются своего.
После настоятельных просьб Ельцина главный врач госпиталя дал добро на выписку Бориса Николаевича, выдал ему историю болезни и предупредил: