Я был жутко пьян: за все эти годы я ни разу не говорил с Марком об этом.

– Из-за меня. Я сидел под крыльцом и отлично всё слышал. Мой старик говорит: «Мне плевать, я никогда не видел ребенка с глазами такого цвета. С моей стороны ни у кого таких глаз нет, и с твоей тоже». А моя старушка отвечает: «Конечно, с чего бы ему быть похожим на кого-то из твоей семьи? Он не твой». И тут они стали орать, а потом я услышал этот звук, как две хлопушки, а потом подумал: «Ну ладно, пойду жить к Брайону и его старушке».

– Ты правда так подумал?

Я открыл глаза, комната медленно вращалась, и меня от этого затошнило. От чего-то меня затошнило.

– Ну да. Дома мне не нравилось, они всё время орали друг на друга и дрались. Мне тоже перепадало. Помню, я тогда подумал, удачно получилось, что обошлось без меня. Не люблю, когда мне делают больно.

– Я рад, что ты стал жить с нами.

– Я тоже. А теперь тебе правда лучше заткнуться, чувак.

– Почему ты всё время меня затыкаешь? – спросил я, пытаясь сесть. От этого стало только хуже, так что я лег обратно.  – Есть сигарета?

– Конечно, в старом тайнике.

Марк отогнул угол матраса и достал пачку сигарет. Он всегда держал там одну про запас. Когда мы были маленькие и не хотели, чтобы мама знала, что мы курим, мы прятали от нее сигареты. Потом оказалось, что она знала всё это время.

Почему-то я не мог зажечь сигарету, так что ее зажег Марк и вставил мне в рот. Он сел обратно к себе на кровать и стал смотреть на меня. Я видел, как горит кончик его сигареты.

– Чарли хотел помочь, и вот что с ним приключилось,  – сказал я.

Это было связано с тем, что Марк сказал про Майка, и Марк понял меня, он всегда умел следить за ходом моих мыслей.

– Чарли не хотел, чтобы какие-то уроды избили его друзей, вот и всё. А потом… такое случается.

– Да, но слушай, ведь если б его кто-нибудь спросил: «Разве спасти пару придурков стоит твоей жизни?», он бы сказал: «Конечно, нет». Он бы точно так сказал, Марк.

– Наверняка. Он не знал, что его ждет. Никто не знает, что его ждет. Но он, конечно, знал, что рискует, Брайон, он знал, что у тех парней стволы. Он знал, что они серьезные парни. Он рискнул, и ему не повезло, вот и всё.

– Но это же бред. А как тебя избили бутылкой? Чуть сильнее, и ты тоже был бы сейчас мертв.

– Но я жив. Так и бывает в жизни, Брайон. Анджела Шепард – бойкая девчонка, ей приспичило добиться тихони, который ее вообще не замечает, вот она и подговорила какого-то придурка подраться за нее. А я дружу с Кертисом, я сижу рядом с ним в машине, когда этот придурок лезет драться, и так выходит, что я уже слегка набрался, так что начинаю разнимать их с Кертисом. Если бы Анджела не была такой бойкой, если б она была обычная милая девчонка с западной стороны, может, она бы просто сдалась и оставила Кертиса в покое. Если б Кертис был плейбой типа тебя, он бы просто повелся на Анджелу. Если б тот парень не был таким придурком, он ни за что бы не полез к Кертису, потому что дерется Кертис будь здоров, я-то знаю. Если б у меня в тот вечер было свидание, я был бы где-то еще. Но всё произошло так, а не иначе. Нельзя идти по жизни со словом «если». Нельзя всё время пытаться понять, почему вышло так, а не этак. Это дело стариков – им-то больше ничего с рук не сходит. Надо просто принимать то, что с тобой происходит, и не думать о том, почему оно происходит. Брайон, раньше ты никогда не переживал об этом. Чувак, я за тебя беспокоюсь. Если начнешь об этом задумываться – постареешь. В последнее время у меня такое чувство, что ты уходишь от меня. Раньше ты знал все ответы.

– Я не могу ничего поделать, Марк. Я не могу не думать об этом. Про Майка, про Чарли, про Эмэндэмса, про тебя…Всё перемешалось, и я не могу ничего поделать.

– Ты можешь не думать об этом.