– Куда ты подевалась, Анджел? – спросил я.  – Как замужняя жизнь?

Она затейливо выругалась, давая мне понять, как она находит замужнюю жизнь, семью своего мужа и его самого.

– Мне он никогда не нравился. Я просто думала, что я… что у меня…в общем, я думала, но оказалось, что нет. А я только поэтому и вышла за этого недоделанного,  – в перерывах между ругательствами она чуть не плакала.  – Только ты мне нравился, Брайон.

– Ну конечно,  – сказал я. Мне всё еще тошно было ее видеть. Она была еще красивей, чем обычно, она запросто могла бы стать звездой кино, но я помнил, сколько всего она натворила, и сравнивал ее с Кэти, и видеть ее не мог. Я разрешил ей обнять меня и залезть рукой мне за шиворот рубашки только потому, что Марк мне подмигнул.

– Анджел, хочешь прокатиться? – спросил Марк.  – Вы с Брайоном обсудите старые добрые времена, а я тебе еще выпивки раздобуду.

– Конечно.

Анджела всегда была падка на бесплатную выпивку. Я поверить не мог, что она рада меня видеть.

Мы ехали, Анджела рассказывала нам о своих проблемах: у мужа нет работы, оба брата в тюрьме, ее старик не просыхает, а свекор любит шлепнуть ее по заднице. Раньше семья Анджелы казалась мне самой обычной: они особо ничем не отличались от других семей в нашем районе. Но теперь, после того как я познакомился с домашними Кэти, небогатыми, а по правде говоря, просто-таки бедными людьми, которые несмотря ни на что заботились друг о друге и старались вести себя достойно, меня просто затошнило от картин, которые рисовала Анджела. Я еле-еле терпел ее хватку (она вцепилась мне в руку).

По просьбе Марка я припарковался возле магазина, торговавшего спиртным. Марк вылез из машины и исчез – отправился искать, кто бы купил нам выпить. В нашем штате спиртное продают только с двадцати одного года, так что нам всегда его покупали старшие, обычно чьи-нибудь старшие братья. Если их не оказывалось рядом, около магазина всегда ошивался какой-нибудь забулдыга, готовый купить тебе всё что хочешь, если дать ему немного мелочи. Я сидел в машине и разговаривал с Анджелой, которая уже вовсю рыдала. Я впервые видел, как она плачет: она была тот еще крепкий орешек. Ее тушь запачкала мне всю рубашку, но по-настоящему жутко мне было от того, как она стекала по ее лицу черными бороздами. Она будто смотрела на меня из-за решетки.

Марк запрыгнул обратно в машину, он принес рома. Мы заехали в магазин за упаковкой газировки и отправились к озеру. Для купания было слишком холодно, но съездить на озеро всегда хорошо. Их, в смысле озер, тут целая куча.

– Мне так плохо,  – говорила Анджела.  – Я просто больше не могу. Мерзко так жить, и сама я мерзкая, и все вокруг. И дома мне тошно, и в школе, и везде. Я всегда думала, что уж я-то могу получить что захочу. Да, блин, что хочу, а все остальные пусть катятся куда подальше. Но нет, так не получается, Брайон. Я тоже качусь куда-то вместе со всеми. Уже скатилась.

Утром она соберется и будет как всегда – Анджела-кремень. Но в тот день она была усталая и пьяная.

Она вырубилась у меня на плече. Мы остановились на узкой грунтовой дороге, в лесах вокруг озера таких миллион. Марк вздохнул.

– Я уж думал, она никогда не заткнется. Терпеть не могу, когда крутые девчонки вот так вот расклеиваются. Это уничтожает мою веру в человечество.

– Ты-то сам никогда не расклеишься, а?

– Никогда.

Марк достал из кармана ножницы.

– Прихватил в магазине.

Он потянулся к Анджеле и принялся отрезать прядь за прядью ее прекрасные длинные иссиня-черные волосы – совсем коротко, прямо у корней.

Я остолбенел.