Это был вопрос, а не приказ, так что я ответил:

– Я же сказал, мне она не особо.

Кэти всё равно выглядела обеспокоенной.

– Но тебе понравилось? Тебе захотелось попробовать что-то посильней?

– Типа кислоты? Не-а, не сказал бы. Но, может, на кого-то она так действует, по крайней мере, так в журналах пишут.

Кэти со вздохом откинулась на спинку.

– Но с тобой, Брайон, всё иначе. Ты достаточно умный, чтобы получать удовольствие без помощи веществ.

Я ничего не сказал: отвергать комплименты не в моих правилах. Она продолжала:

– А Эмэндэмс такой доверчивый. Если люди, с которыми он общается, предложат ему травы, он возьмет. Если кто-то даст ему ЛСД и скажет: «Это круто»,  – он возьмет. И я волнуюсь, потому что… Ну, потому что дома Эмэндэмс всегда был такой счастливый, ничего такого ему не было нужно. А в последнее время ему сильно достается из-за его прически и некоторых идей. Я бы очень хотела, чтобы папа оставил его в покое. Теперь Эмэндэмсу стало плохо дома, вот он и начал ходить в другие места, я не знаю, куда. Я даже друзей его больше не знаю.

– Ты его очень любишь? – спросил я, слегка ревнуя. Я как будто ощутил в легкой форме то, что чувствовал Марк к Кэти.

– Конечно, а ты разве нет? – спросила Кэти, удивленная тем, что кто-то может не любить простодушного доверчивого умника Эмэндэмса.

– Я да,  – сказал я.

В тот момент я любил всё, связанное с Кэти, потому что любил саму Кэти. Я ее правда любил. Раньше я думал, что это банально. Любовь всегда кажется банальной тем, кто смотрит на нее со стороны, и даже теперь она казалась мне банальной, но что поделать. Я подумал, сколько раз говорил «я люблю тебя» девчонкам, которых на самом деле не любил, которые мне даже не нравились. Это было так легко. А теперь я даже посмотреть на нее не мог, боялся, что она всё поймет. Это было очень странное чувство.

– Я думаю, ты мог бы хорошо на него повлиять,  – сказала Кэти, и я понял, что вообще не слушал ее.

– Вот что, давай подберем его и Марка и выпьем по коле где-нибудь на Ленте?

– О’кей,  – сказал я.

Меньше всего мне хотелось оставаться с ней наедине: я мог сморозить что-нибудь жутко тупое. Марка мы подхватили довольно быстро, он как раз возвращался домой от Терри Джонса, а вот Эмэндэмса пришлось поискать, но в конце концов мы его обнаружили на аллее возле боулинга.

Лентой у нас называлась полоса длиной в пару миль, вся заставленная палатками с гамбургерами и хот-догами, а также супермаркетами. Это была западная сторона, там неподалеку жили вобы. По вечерам парковки на Ленте были забиты ребятами, которые сидели на капотах, пялились на проезжавшие мимо машины, орали и махали знакомым. Можно было ездить туда-сюда и разглядывать народ или припарковаться и разглядывать народ. Иногда приезжали копы и говорили всем вернуться в машины, но эти копы патрулировали Ленту годами. Ребята их приручили своими наигранно вежливыми ответами и улыбчивым отказом исполнять указания, так что если никто открыто не курил траву и не дрался, копы только рады были посидеть с ребятами на капоте и покричать пошлости проезжавшим мимо девчонкам.

Это было отличное место, чтобы клеить девчонок. Если долго ехать за машиной, полной девчонок, она могла остановиться, и тогда вы с девчонками обменивались номерами. Весь город ездил на Ленту, чтобы посмотреть, кто с кем встречается и какая у кого машина. Если кто-то звал тебя к себе, ты просто парковался где-нибудь, бросал свою машину, и она ждала тебя, пока ты тусовался с кучей народу; за вечер могло набраться человек двенадцать. Да даже просто ездить по Ленте туда-сюда было круто. В газетах немало писали об этом, потому что забитые парковки приманивали дилеров, так что вечерами по Ленте курсировало немало денег и травы, но в основном, всё было безобидно. Драки на Ленте отмерли еще в прошлом году, так что там стало довольно-таки безопасно, за исключением разве что наркоделишек, из-за которых случалось по стычке или по паре в неделю.

– Ох, надеюсь, я встречу кого-нибудь знакомого,  – сказала Кэти.  – Сижу тут такая, в окружении красавцев.