Той зимой мы с Марком благодаря участию в процессе стали местными знаменитостями. Вобы приглашали нас на вечеринки, в школе на нас пялились, и даже учителя стали обращаться с нами иначе. Я просто терпел, а вот Марку это, похоже, даже нравилось. Но и он тоже грустил из-за смерти Чарли, так что когда люди лезли к нему с расспросами, он затыкал их.
Мы с Марком теперь часто приходили к бару, садились на тротуар напротив и смотрели на окна, заколоченные досками. Просто сидели и молча смотрели. Странно, что мы часто вообще не думаем о людях, пока они не умрут. Или не уйдут.
Маме после больницы месяц надо было лежать, так что с деньгами у нас было совсем плохо. Я стал задумываться о том, что сказал Чарли, когда я спросил его, не найдется ли работы для меня. Я решил, что мне нужно постричься, постирать одежду и мощно изменить подход к делу. Я уже говорил вам, что мне не нравится, когда мной командуют, и из-за этого у людей часто складывается впечатление, что я строю из себя крутого. Надо признать, я за словом в карман не полезу. А кто возьмет на работу такого умника, который ведет себя так, как будто всё знает лучше всех?
– Даже если ты всё знаешь лучше всех, – сказал мне Марк как-то вечером, сидя рядом на крыльце, – необязательно всем об этом рассказывать.
– Отличная мысль, – усмехнулся я.
В последнее время у нас с Марком наладилось, он больше не пытался сделать так, чтобы мы всегда были вместе, как в старые времена. Теперь я знаю, что ему это давалось нелегко. Я отделился от Марка довольно легко: я думал только о Кэти. А вот Марк был один. Я не знал, как он проводит время, когда я с Кэти, и не подумал поинтересоваться.
– Уж если ты собрался постричься и погладить рубашку – значит, дело и правда серьезное. Плохи наши дела, да, Брайон?
– Ага. А тебя отсутствие еды не напрягает?
– Я ж не жру столько, сколько некоторые. Скоро начну приносить деньги в дом. Погоди немного и увидишь, я не вечно буду нахлебником.
Впервые за все эти годы Марк упомянул, что зависит от нас. Я быстро взглянул на него. Мне хотелось сказать: «Что еще за „нахлебник“? Мы любим тебя, мы хотим, чтобы ты с нами жил, и потом, Марк, ты мой брат, и у тебя те же права, что и у меня». Но вместо этого я сказал: «Не будь придурком». Теперь мне жаль, что я не сказал ему, как много он значил для нас с мамой, как он сделал нашу семью более похожей на семью. Но я никогда не умел говорить такие вещи, говорить людям, что я люблю их, если только не считать глупых девчонок, на которых мне было плевать. Так что я просто двинул его по плечу. Он улыбнулся, но с отсутствующим видом, явно думая о чем-то другом.
Тем вечером я поехал кататься с Кэти. Я хотел рассказать ей о своем новом плане по поиску работы, но не успел я начать, как она вдруг сказала:
– Мне кажется, Эмэндэмс курит марихуану.
Голос у нее был обеспокоенный. Я был сбит с толку.
– И что?
Она недоверчиво посмотрела на меня.
– И что? А ты курил когда-нибудь?
– Ага, – сказал я. – А ты нет?
– Нет!
– Да ничего особенного в этом нет, я уж лучше пива выпью. Я думаю, многие ребята тащатся от травы просто потому, что это противозаконно и вроде как должно быть круто. Я лично не против, но это уж точно не стоит пяти лет в тюрьме.
– Ты не будешь больше курить?