– Во-первых, вам, господин главред, прекрасно известно, что я не имею привычки трепаться ни в судах, ни где бы то ни было. Поэтому прошу ко мне впредь подобных терминов не применять. Иначе буду вынуждена покинуть совещание.

Дамы многозначительно переглянулись: во Лорка даёт! И встанет, и уйдёт!

Триш, поняв, что перегнул палку, забормотал:

– Ладно, Лебедева, не кипишись, я не так выразился. Так что во-вторых?

– Во-вторых, я была в числе официально заявленных свидетелей и говорила под присягой. А в третьих, а точнее, во-первых, я раскрывала аспекты всего лишь своей производственной деятельности. Не помню, чтобы при найме на работу в «Вечернее обозрение» давала подписку о неразглашении каких-либо внутренних тайн. По-моему, для обнародования особенностей подготовки публикаций испрашивать согласия руководства не требуется.

– А корпоративная честь, а моральные аспекты! – опять заверещал было Ниткин, но Триш теперь грозно крякнул уже в его сторону. Володька благоразумно закрылся.

– Давайте, уважаемые коллеги, не будем путать божий дар с яичницей! – вступила, наконец, Лизетта. – В данном случае Лебедева участвовала в судебном следствии не как представитель популярного еженедельника. Она – автор материала, проливающего определённый свет на личность человека, обвиняемого – на минуточку! – в зверском двойном убийстве. Подчёркиваю: убийстве! Хотела бы я посмотреть, как кто-нибудь из вас станет отнекиваться от участия в уголовном процессе!

Триш и сам уже понимал, что по существу инцидента не может предъявить своей подчинённой ничего криминального. С этим неврастеником Натанычем опять сел в лужу! Но признать, что развёл сыр-бор на пустом месте, не позволяло начальническое самолюбие. Мысленно поджав хвостик, главный всё же закинул ещё один заведомо пустой крючок:

– Лариса Петровна, ты же помнишь, что я запретил тебе касаться этого самого убийства! Идя в суд, и не предупредив о том своё руководство, ты опять нарушила моё категорическое распоряжение!

– Да ничего я не нарушала! – Лариса вскипела. – Десятый раз объясняю: я была свидетелем лишь как автор давней публикации. А вовсе не как откомандированный корреспондент, готовящий заметку из суда. Этого я не делала, и делать не собираюсь. Я, если вы не запамятовали, теперь в рекламе тружусь, а криминальную хронику ведёт Вячеслав Иванович Губарев. Которого, кстати, я в зале что-то не заметила. Предупредить заранее не могла, так как вызов получила накануне поздно вечером. Но утром сделала звонок Ниночке, что буду отсутствовать по личному делу.

– А чего же тогда Виталий Семёнович так недоволен твоим поведением в суде? – опять высунулся Ниткин.

– Это вам, Владимир Натанович, лучше всего обсудить с ним самим за ближайшей рюмкой чая – отбрила Лебедева. – Мне он никаких замечаний не делал.

Дамы уже откровенно смеялись. Борис Ильич, опасаясь, как бы Лариса не дала полную волю своему острому языку, предпочёл на этом совещание свернуть. Знаком велел остаться Гришиной.

– Вот, Ольга, ты сама видела, что позволяет себе наша звёздочка! Никакого почтения к чинам. Как прикажешь такое глотать?

– Подожди, Боря, подожди! Ты ведь сам, не выслушав человека, начал на неё наскакивать, в чём-то обвинять. Какую же реакцию ждал в ответ? Поменяйся с ней местами – как бы ты отвечал руководству, которое, не разобравшись, начинает с ругани?

– Так что – и ты считаешь, Лебедева твоя чистенькая-беленькая?

– Что считаю я, сейчас значения не имеет. Ты ведь меня оставил не для того, чтобы жаловаться на подчинённую?

– Как сказать… Хотел узнать твоё мнение об этой птичке. Не пора ли отпустить её на вольный ветер?

– Уволить?..

– Н-ну…вроде того…