Образование он получил по одной из тех специальностей, которые юный капитализм на долгие годы задвинул в отстойник. Это его не смущало: ещё при благословенных Светах Витас не помышлял о работе по профилю. Он рано понял, кто в действительности является истинным хозяином текущего момента, от кого зависят все блага той, увы, уже канувшей в историю жизни. А потому к пятому курсу решил, что выбирает для себя будущность коммунистического босса. Едва получив диплом, он сделал попытку запрыгнуть в ряды функционеров.
В то время, когда его однокашники по институту подыскивали интересные или хотя бы денежные места приложения знаний, Курилов надел соответственно случаю костюмишко поскучнее, и направил стопы прямо в партийный комитет по месту своего жительства. Полдня настырно просидел под дверью, добился аудиенции у первого секретаря, и едва ли не с порога брякнулся тому в ноги: хочу, мол, трудиться у вас, а более нигде.
Выбранный ход сработал: закоренелого коммуниста проняла наглость молодого энтузиаста.
Да и как не пронять! На излёте социализма функционеры КПСС так себя дискредитировали, что приток толковых кадров на партийную работу стал заметно иссякать. Приходилось латать бреши посулами внеочередного жилья, быстрой выгодной карьеры, и т. п. А тут молодой специалист сам по собственному хотению пожаловал!
Конечно же, парторг районного масштаба счёл правильным принять участие в трудоустройстве Витаса.
Вакансия, на которую можно было бы пихнуть неожиданного добровольца, намечалась в отделе, курирующем печать и средства массовой информации. Но какой из Витаса руководить СМИ, если учился тот далеко не газетному или телевизионному делу, и даже не филологии?
Выход из положения был найден:
– Поотираешься с полгодика в прессе, журналистского пороху нюхнёшь, а там можно и к нам, местечко как раз будет готово – распорядился секретарь райкома. – За газету не парься, я подберу издание с пониманием ситуации.
Тут же, подняв трубку и сказав кому-то пару слов, смахивающих на приказ, партийный бог велел Курилову завтра же занять позицию в многотиражке «Заводской путь».
Так Виталий Семёнович прошёл университеты медийщика. Работал он усердно, но, как выражались в те времена, без огонька, хотя и задания выполнял от и до, и писать старался как можно красивее. Совсем уж не по нему было это бумагомарание! Хорошо, что редактор и впрямь обходился без излишних придирок – то ли в силу пофигистского характера, то ли после приказа из райкома. Он не то что не докучал Курилову замечаниями и правкой, а вообще старался его тексты своим пером не тревожить, посылал сразу машинистке и на корректуру. Так что в отведённые на обучение месяцы творческий порох Витаса остался нетронутым.
Несмотря на абсолютную свободу, газетная работа показалась ему крайне скучной и даже несерьёзной. Что это за дело – бегать собирать по предприятию какие-то сплетни, выспрашивать, вынюхивать, а потом ещё и описывать всю добытую производственную чепуху? Не про Анну же Каренину, в самом деле, складывались похожие одна на другую заводские новости! В прокопчённых цехах только и можно было нарыть, где какой токарь-слесарь первым осилил план, да какая бригада чего-то там выпустила досрочно …
И никакой реальной личной перспективы. Лет семь-десять побегай в корреспондентах; потом, если повезёт, ещё две пятилетки отмантуль в заместителях редактора. И только потом под пенсию вытанцуется кресло начальника всей этой богадельни, в руках у которого нет ни малейших материально-технических и финансовых ресурсов!
А сотрудники, сотрудники-то в редакции! Пыжатся, выссывають из пальца жалкие сенсации местного пошиба, обсуждают грошовые события, тащатся от интервью с такими же убогими, как сами, работягами да инженеришками. Если бы не приказ из райкома, Курилов ни минуты не оставался бы в этой паршивой газетёнке. Как, впрочем, и ни в какой другой. Двумя словами не с кем перекинуться!
Хотя нет, Виталий всё же завёл в многотиражке двух знакомцев. С Васечкой Толстогановым не дружить, не бражничать то есть, было просто невозможно – душка Васечка благодаря своей потрясающей общительности знакомства водил, казалось, со всем городом. А в Володьке Ниткине Витас нашёл если не родственную, то уж точно похожую душу. После инцидента в «Прибористе» Натаныч, так же, как и Витас, изнывал здесь от скуки, мечтая о карьере знатного политического обозревателя или помощника-советника-наушника больших городских шишек. Когда после гудка недотёпы-коллеги разбегались по домам, Курилов с Ниткиным, разжившись где-нибудь в цехе спиртяшкой, частенько до тумана в голове сиживали за рюмками. На подогреве больше всего любили рассуждать об исканиях завтрашних путей-дорог. Тех самых, что приведут их в тёплые кресла шефов или боссов, ворочающих немеряными деньжищами. Упивались грёзами, замешанными на техническом алкоголе, пока какая-нибудь тётка из военизированной охраны не выгоняла их за проходную.
Коммунистический дядька не обманул: через полгода Витас покинул дебильную многотиражку, коллектив которой он всей душой презирал, и занял скромное (пока!) местечко инструктора в райкоме партии.
За несколько лет райкомовской бытности новый аппаратчик досконально изучил все правила официальной и подковёрной игры на партийных полях, нащупал сильные и слабые стороны почти всего персонала, вплоть до буфетчиц и электриков. Только непосредственно СМИ с их проблемами и нуждами его интересовали меньше всего. Отношения с этой мало почитаемой публикой сводились в основном к отдаче распоряжений и отслеживанию их исполнения – без вникания в суть и обстоятельства. Пусть журналяги крутятся по его указаниям, как знают, это их проблемы.
Со временем представители четвёртой власти, прежде не вылезавшие из кабинета предшественника Витаса, совсем забыли дорогу в райком, предпочитая получать поддержку из других рук. Виталия Семёновича это более чем устраивало. Главными для него были интриги в своём и других городских райкомах, и, конечно же, в горкоме, который в жизненной программе Витаса являлся следующей послужной ступенью. Он усердно заводил разнообразные знакомства, подластивался или подмазывал где надо, чтобы перебраться на этот Олимп местной власти. Наконец, его мечта сбылась. С приходом нового мэра перед Виталием Семёновичем распахнулись двери заветного кабинета. Он сделался главным по СМИ большого зауральского города.
После встречи в суде Курилов больше не откладывал встречу с Ларисой Лебедевой, Следуя созревшему намерению, основательно подогретому Ниткиным, он вызвонил к себе корреспондента «Вечернего обозрения». Лариса ни минуты не сомневалась, что высочайше предписанное рандеву особого добра ей не сулит. Как, впрочем, приглашение на ковёр к любому чинуше, облечённому маломальской властью. Но она, за последние недели выдубленная неприятностями, отнесла это зло к числу наименьших. Ну, поговорят за жизнь, ну, загадит мозги ещё один канцелярский паук – что с того? Останутся каждый при своих, да и разбегутся.
Витас ждал её после обеда (это хорошо, сытый мужик добрее!), времени, чтобы к нему добраться, было достаточно. Монументальное здание мэрии, построенное почти сто лет назад акционерами общества «Саламандра», находилось от редакции недалеко, в двух трамвайных остановках. Дребезгу обшарпанных вагончиков Лариса предпочла пешую прогулку по историческим кварталам. И сейчас неторопливо шагала вдоль улиц, заставленных оригинальными произведениями архитектуры. Многие стены были увешаны кислотной зеленью сетей. Подобно московским и петербургским руинам, здесь за обтрёпанной маскировкой скрывались дышащие на ладан причудливые особняки. Лишь дома, отданные под присутственные места, резали глаз новенькой краской.
Только весной в небе бывает столько ультрамарина – думала Лариса, вглядываясь в безоблачную синеву. Вспомнилось, что сегодня День космонавтики. Сама она, понятно, родилась намного позже знаменитого гагаринского «Поехали!». Но мама почти ежегодно рассказывала, какое небывалое счастье подарил людям тот синеглазый апрель. При первых же словах радиодиктора все, кто был дома, стали распахивать окна. Кричали на всю улицу: «Человек в космосе!!!», «Наш в космос полетел!!!». Как в День Победы, смеялись, плакали, обнимались все со всеми…