Получаются те же яйца, только сбоку. Как ни крути, а сегодня для тебя в аффекте нет никакого резона.
Но Крот НЕ ДОЛЖЕН попасть за решётку! За это тебе хорошие денежки плачены.
Как быть?
Думай, Григорьич, думай!
Да не забывай: в конце этого месяца в Городском Совете будут согласовывать кандидатуры судей федеральных судов. Таких, как ты, дорогой. На тебя тоже посмотрят с пристрастием. И хорошо, если на свет Божий выплывут не все твои грешки. Добрые люди уже предупредили, чтобы готовился как следует: в отношении тебя не исключены козни. С чего это сидит сегодня в зале депутатишко Гришка Макарин? Да с того, многоуважаемый Валентин Григорьевич, что у этой старой гниды собрано против тебя целое досье. Встал, понимаешь, горой, за какого-то вонючего инвалида, несколько лет подряд не ленился таскаться по судам и следить, как ты ведёшь дело этого нищеброда. И нарыл, что судья-де, Дьяконов предвзято рассудил, что предприимчивый сосед на «законных» основаниях согнал старикашку с собственного жилья. Похоже, нардеп по своим каналам пронюхал даже о том, какую мзду ты получил за вынесение этого решения! Если и в сегодняшнем деле найдёт заковыку – а он найдёт, ей-ей найдет, если приговоришь к аффекту! – тогда точно прощайся, Валя, с судейской мантией.
Если бы кто-нибудь в это время заглянул в совещательную комнату городского суда, где готовилось к завершению дело Кротова, то немало подивился бы увиденной здесь картине. Судья, сидя в одиночестве возле здоровенного стола, то делал в воздухе какие-то пассы, то хватался за ручку и начинал черкать на бумаге ему одному понятные схемы и построения. Иногда он подбегал к книжному шкафу, изображал глиссандо по корешкам стоящих на полках сводов законов, сборников и юридических журналов, выдергивал нужные. Лихорадочно перелистывал страницы в бесчисленных закладках и вклейках изменений в законодательстве. Бросал эти талмуды на пол и снова возвращался к своим почеркушкам. Потом – опять к шкафу. Всё это время он что-то бормотал, будто подсчитывая или сравнивая. Длинное лошадиное лицо его с глубоко запрятанными и сведенными к переносице глазками то раскрашивалось бордовыми пятнами, то при отливе крови бледнело до синевы. Мосластые длиннопалые руки не находили покоя ни на минуту.
Помощница уже трижды приносила поднос, сервированный то чаем, то кофе, а нужное решение никак не находилось, метания Дьяконова всё продолжались. В конце концов судья крупными символами вывел на листе ему одному понятную формулу:
105=105^
Остальную исписанную бумагу смёл на пол и схватился за трубку телефонного аппарата. Набрал номер коллеги, к помощи которого – не безвозмездно, разумеется, – прибегал уже в скользких обстоятельствах. Дима Востряков давно прослыл в кругах юристов мастером забегов по острию ножа.
– Алло, Дим, это Дьяконов беспокоит. Говорить можешь? Вот и хор! Совета твоего хочу…
Валентин Григорьевич торопливо и несколько путано принялся обозначать «мастеру» суть проблемы. Тот даже не выслушал до конца:
– Валь, я тебя не узнаю. Ты с этим Кротовым, похоже, совсем реакцию растерял. На самом деле тут всё на поверхности. Само собой, никаких аффектов, что бы там прокурорские ни плели. Даже не думай. Только нарвёшься. Мало ли кто чего от тебя ждёт! Будет им и белка, будет и свисток! В общем, не делай смешно публике и прессе. Ты меня слушай…
И телефонный собеседник с лёгкостью надиктовал в трубку почти готовый проект документа. Оставалось только прилизать текст. Впрочем, констатирующую часть можно отложить на потом, так чаще всего и делается. Главное – суть принимаемого вердикта, который теперь предстояло озвучить Дьяконову.
Казалось, перерыву не будет конца. Лариса взялась было за шапку: всё, что могла, она для несчастных матрон сделала. Но, уже двинувшись к выходу, наткнулась на горестный взгляд Венецкой, и – осталась. Всё равно уже день потерян. Да и терять-то, собственно, нечего. Триш пурхается со сдачей номера, Гришина получает доступ к руководящему телу только урывками, и с новым проектом так ничего и не решено. А ты, Лебедева, знай торчи себе в производственном простое.
Часть публики – любители посидеть на громких процессах досужие зеваки – разошлась, потеряв терпение. Асмолов поехал на какой-то коллоквиум, вслед за ним упорхнула и прочая шумливая молодёжь. Убыла почти вся вельможная когорта – по зову неотложных городских дел. Лишь упорно светились раскалённые пивом физиономии болельщиков Крота, сделавших небывалую выручку соседней забегаловке. Да тихо шептались жалко понурые тётушки-потерпевшие. Надежды на продолжение сегодняшнего разбирательства таяли с каждой минутой.
Но любому ожиданию приходит конец: зал огласил визгливый крик секретаря заседания:
– Встать!!! Суд идёт!!!
Казалось, после такого истошного ора должна бы появиться изрядная процессия балахонистых мантий. Но, как и прежде, на судейский помост ступил один-одинёшенек Валентин Дьяконов. В его внешности по-актёрски выразительно обозначились перемены. Теперь сумрачное лицо с опущенными глазами выражало крайнюю сосредоточенность и даже некоторую скорбь. Лик этот красноречиво сигналил: всё кругом не так, и судья Дьяконов ничего поделать с этим не в силах. Сейчас он огласит вердикт, который, увы, многих не обрадует…
Судья долго усаживался в своём кресле. Угнездившись, он ещё некоторое время продолжал держать паузу, заставив зал напряжённо умолкнуть. Потом картинно вскинул горящие праведным огнём глаза-бермуды. Его взгляд недвусмысленно скрестился с взглядом Григория Макарина. Пусть видит этот чёртов депутат, что Дьяконов истово служит закону, и только ему:
– Суд не может признать правильной квалификацию по статье 107 преступления, совершённого Кротовым Валерием Андреевичем, сделанную предварительным следствием. По мнению суда, эти действия следует квалифицировать статьёй 105 – умышленное убийство.