Через несколько минут нашего неразговорчивого общения в палату заглянула медсестра и сообщила маме, что ее врач назначил еще один анализ. Скоро должны были прибыть санитары, чтобы перевезти ее в лабораторию. Мама заметно испугалась и сказала медсестре:
— Скоро приедет моя мать. Если там что-то найдут или заподозрят, не говорите мне. Скажите моей матери.
Смутившись, медсестра медленно кивнула, посмотрела на меня и увидев, что я способна только пожать плечами, развернулась на каблуках и вышла. Я сказала маме, что дождусь санитаров, и не успела замолчать, как они вошли.
Я снова поцеловала ее в посеревшие щеки и попыталась неловко обнять через перила кровати. Мы обе признались в любви друг к другу, и она посоветовала мне быть осторожной в дороге. Санитары быстро повезли ее в лабораторию, прежде чем я успела собрать вещи мальчиков. Обернувшись, я увидела пустую палату, и у меня сжалось сердце. От взгляда на неестественно белый пол становилось только хуже. Я повернулась к двери, держа в каждой своей руке по маленькой детской ладошке. Все мы молчали. Впервые на моей памяти я почувствовала, что мне не хватило времени с мамой.
Когда мы выехали на шоссе, мальчики попросили меня включить радио. Я переключилась на какую-то популярную местную станцию, и они начали подпевать всякой чуши во всю мощь своих легких. Меня это не беспокоило. Мне это напомнило о той радости, которую я уже не ощущала, но о которой иногда вспоминала. Напомнило о матери, которая тоже пела во всю мощь своих легких при каждом удобном случае, и это была моя самая любимая версия мамы. Когда она так пела, она казалась счастливой и бесстрашной. Моя мать не была идеальной. Наши отношения складывались нелегко. Она была моей несовершенной матерью. Мы были двумя разными людьми, и нам было трудно принять это друг в друге. Но я была ее, а она — моей. Так было всегда. Кем бы я стала, если бы не она? Мне не хотелось существовать без нее.
Именно тогда, на дороге с двумя мальчишками, кричащими на заднем сиденье одолженного фургона, я пообещала себе, что впервые за тринадцать лет навещу отца. Я боялась. Я это признавала. Но я не собиралась позволить страху убить и меня.
27
После нескольких кризисов и двух операций мама не умерла. Я испытала облегчение. Я была в восторге. Я не могла забыть ее темно-серое лицо в мертвенно-белом больничном освещении и ее слабую улыбку. Я не забыла свой страх остаться без родителей. Я не забыла свое обещание.
Прежде чем получить разрешение на посещение тюрем штата Индиана, потребовалось отправить по почте пятистраничную анкету и большую ксерокопию водительских прав. За несколько месяцев до назначенного срока отец написал мне письмо, в котором сообщил, что меня внесли в список посетителей. Он писал мне об этом в каждом письме с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы водить машину. Управлять автомобилем всегда казалось мне довольно простым делом, несмотря на то что я была беспокойным водителем. Я боялась автомагистралей, а также ехать в одиночестве более получаса. Управление автомобилем — это уроки самоконтроля и взаимного доверия. Я скептически относилась и к тому и к другому. Тем не менее мне казалось, что кипевшего во мне на протяжении почти двух десятков лет желания увидеть отца и поговорить с ним хватит, чтобы заставить себя отправиться в путь. Но его оказалось недостаточно. Подтолкнула меня именно угроза лишиться матери.
Я не могла назвать какую-то одну причину, по которой откладывала визит к отцу. Конечно, у меня были кое-какие подозрения. Может, я слишком ленива? Может, он слишком мало для меня значит? В каждом из этих объяснений была доля правды. Прежде чем посетить тюрьму, следовало проделать большую работу, а я не была заинтересована в этом. Когда человек, который не находился рядом с вами на протяжении всей вашей жизни, просит принять физическое участие в его судьбе, трудно понять, как выделить для него место и время. Когда я решила наконец найти место для своего отца, мне уже исполнилось двадцать пять… Меня должна была пристыдить тяжесть этого затянувшегося выбора. Но в первую очередь я была озабочена мыслями о том, каким человеком может оказаться мой отец. У меня не было времени на стыд. Я была слишком занята мечтами о нашем неизбежном воссоединении и мыслями о его безусловном обожании женщины, которой стала его дочь.
Узнав, что мою заявку на посещение тюрьмы одобрили, я позвонила Тренту. Я думала, что, исцелившись от своих психологических травм, мы разлучимся. Но мы все еще поддерживали отношения. Двумя годами ранее он предлагал отвезти меня к отцу в качестве рождественского подарка. Я не была уверена, что это предложение до сих пор в силе, поэтому решила спросить. Я подумала, что если не попрошу его прямо сейчас, то уже не смогу попросить никогда. О том, чтобы самой сесть за руль, не могло быть и речи; я и без того нервничала за рулем и понимала, что буду нервничать еще сильнее из-за мыслей о предстоящей встрече с отцом, первой за тринадцать лет. Ездить к матери было проще. Я знала, кто она, и знала дорогу домой, а потому чувствовала себя достаточно комфортно, как и нужно чувствовать себя на дороге.
И еще одно: водителем должен быть правильный человек. Меня могли бы подвезти и другие мои знакомые, но я этого не хотела. Это должен быть некто, умеющий прислушиваться к настроению другого. Тот, кто глубоко понимает, что нужно бережно общаться со мной по дороге туда и на обратном пути. Лучшего варианта нельзя было найти.
Когда Трент ответил на звонок, я сказала, что если он все еще не против отвезти меня в тюрьму, то я готова ехать. Он ответил:
— Конечно, с удовольствием.
Я почувствовала облегчение, которое тут же сменилось тревогой. Все получалось как-то уж слишком быстро. Рано или поздно это должно было случиться. И если я была до сих пор не готова, то следовало быстрее подготовиться. Но я понятия не имела, как выглядит «готовность» в такой ситуации, и никто другой, похоже, тоже не знал. Друзья давали ничего не сто́ящие рекомендации:
— Ты должна обсудить это со своим психотерапевтом. В подробностях.
— Ты должна заранее написать ему, чтобы он знал о твоем визите.
— Ты должна сообщить об этом матери.
— Перед тем как входить, выпей виски.
— Ты принимаешь антидепрессанты? Тебе стоит спросить про антидепрессанты.