— Это не кольцо под названием «Выходи за меня». Это кольцо под названием «Я горжусь тобой».
Он взял кольцо и протянул его мне — полоску из белого золота с сапфиром в центре, моим самым любимым драгоценным камнем, и с почти микроскопическими бриллиантами по краям. Паника меня покинула, и я взяла кольцо. Оно было прекрасным. Мне оно сразу понравилось. Бретт надел его мне на безымянный палец правой руки, и оно подошло. Когда мы вернулись домой, то на кухне уже было полно народа и все накладывали себе макароны с сыром, кукурузный хлеб и барбекю. Сестра отца спросила, где мы были, и я в ответ показала ей кольцо. Мама сказала, что оно красивое, но заставила честно признаться, не помолвлены ли мы. Я честно сказала, что нет.
Дедушка обнял меня и протянул пятьдесят долларов.
— Продал ту дурь, — прошептал он.
Незадолго до конца учебного года одна из моих любимых учительниц, мисс Р., объявила о своей помолвке. Она собиралась переехать в Чикаго и выйти замуж за мужчину, который так же обожал музыку, как и она. На первом году старшей школы мы с ней сблизились на почве «Ромео и Джульетты» и модных журналов. Выглядело это так, будто мы запланировали покинуть школу вместе. После вечеринки я зашла к ней в гости. Она упаковывала свои записи, винтажную мебель и всякие безделушки. Несколько сумок с вещами она захотела подарить мне, и я с радостью их приняла. Загрузив в багажник два огромных пакета и сумку, я показала ей свое кольцо. Мисс Р. долго его рассматривала, потом вытянула правую руку и спросила, помню ли я кольцо, которое она носит. Я помнила то кольцо и обратила на него внимание еще годом ранее. Тогда мисс Р. сказала, что купила его в качестве напоминания о том, что нужно заботиться о себе. Я напомнила ей о ее словах, и она довольно улыбнулась. Она сняла кольцо и положила его мне в ладонь, закрыв пальцы над ним. Потом долго держала мой кулак в своих руках.
— Бретт очень милый, и это прекрасное кольцо. Но у тебя есть свой собственный бриллиант. Тебе не нужны чужие бриллианты.
22
В тот день, когда я уезжала в Государственный университет Болла, мама была не в духе. Когда я вернулась домой после прощания с Бреттом, во время которого мы пообещали друг другу сохранять отношения на расстоянии, она пришла в бешенство из-за каких-то слов бабушки об Аллене или из-за спора бабушки с ним. Я поняла это из обрывков телефонного разговора, который она вела с одной из моих теток.
Я думала, что в какой-то момент она отойдет от телефона и поможет мне загрузить в машину вещи. Но она этого не сделала. Когда машина была уже загружена и я обнимала на прощание своих братьев, я надеялась, что она вот-вот повесит трубку. Мы начали обниматься уже с сестрой, как мама сказала, чтобы та тоже садилась в машину.
— Зачем? — спросила сестра в недоумении.
Мне просто хотелось побыстрее отправиться в путь. Мама смотрела на сестру, пока та не села в машину, и я последовала за ней. Передав телефон одному из моих братьев, мама села на водительское сиденье. Мы отъехали от дома, проехали по улице и свернули на главную дорогу. Когда мы остановились на заправке, кто-то помахал маме, и она в ответ широко улыбнулась. Улыбка ее сияла, как и все вокруг.
Я смотрела в окно и считала столбики с указателями миль, пока не сбилась со счета, после чего пришлось начинать счет сначала. Голос матери растворился в моих мыслях, и я представляла себе свою новую жизнь, навстречу которой ехала. Несмотря на подготовку, почти все мои представления о колледже основывались на просмотре сериалов и фильмов, в которых родители плакали, расставаясь со своими детьми. При прощании они фотографировались или снимали видео и говорили то, что давно хотели сказать, или то, что говорили раньше каждый день, но боялись, что дети это забудут. Всякие глупости и мечты. Я ненавидела себя за то, что хочу чего-то подобного в реальной жизни, и за то, что поддавалась таким мечтам. Я надеялась, что колледж станет тем местом, где я наконец-то усвою какой-нибудь важный жизненный урок.
Поездка выдалась долгой, но мы наконец остановились возле моего общежития, в котором толпились первокурсники с родителями и помогавшие им размещаться старшие студенты, демонстрировавшие до неловкости преувеличенное добродушие. Пока другие перетаскивали по коридорам и лестницам огромные чемоданы, я легко заполнила моими пожитками всего лишь одну тележку и покатила ее к своей комнате с помощью сестры. Мама хмуро шагала за нами. Мы протолкнули тележку через дверь, и так как моя соседка уже заполнила свою половину комнаты, то догадаться, где моя сторона, было легко. Мы быстро разгрузили вещи, а когда принялись расставлять их, из соседней комнаты зашла студентка-помощница и спросила, можно ли взять тележку. Сестра подкатила к ней тележку, а я повернулась к маме и спросила, не останутся ли они с сестрой, чтобы поужинать со мной. Избегая моего взгляда, мама покачала головой.
— Хотелось бы побыстрее вернуться. Не люблю ездить в темноте.
Сестра обняла меня на прощание, а затем мама обхватила меня одной рукой, поцеловала в щеку и сказала:
— Люблю тебя.
— И я люблю тебя, мама.
Я смотрела, как она уходит по коридору, а потом вернулась в комнату и осталась одна. Но я не боялась одиночества. Я ощущала себя свободной.
Моя любовь к семье конфликтовала с моей потребностью уйти, оторваться наконец-то от нее. На протяжении многих лет мы с младшим братом были лучшими друзьями. Теперь, на расстоянии, мы с трудом могли поддерживать общение по телефону. Он предпочитал заезжать ко мне лично и разговаривать вживую, но я не всегда оказывалась на месте. Когда же я изредка приезжала домой, то обнимала и целовала всех, пока они не начинали вырываться.
— Эш, остановись. Серьезно. О боже.