Спрыгнув в кусты под окном, я увидела мерцающие фары машины моей матери. Она открыла дверь, вышла на площадку и стояла, наблюдая за мной в гневе и недоумении. Потом из-за поворота показались фары другой машины, остановившейся рядом с ней. На пассажирском сиденье сидел Бретт, а за рулем — отец Бретта. Мама переводила взгляд с них на меня и наконец посмотрела на стоявшего в дверях Аллена.

— Что происходит? — спросила она.

Никто из нас не отвечал. Я прошла мимо нее и подошла к окну машины Бретта.

Мама повысила голос и повторила вопрос, переводя взгляд с меня на Аллена:

— ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ?

Я проигнорировала ее и посмотрела на Бретта.

Он в ответ посмотрел на меня и спросил:

— Ты в порядке?

Я кивнула и попыталась улыбнуться, но такая попытка могла вызвать лишь еще бо́льшую жалость. Бретт наклонился ко мне и, не мигая, тихо произнес:

— Можешь уехать с нами прямо сейчас.

Из страха, что мама могла его услышать, я постаралась придать своему лицу видимость настоящей улыбки, покачала головой и ответила:

— Нет, все в порядке. Увидимся завтра!

Он посмотрел на меня с сомнением, как и его отец, но они ничего не могли поделать для разрешения ситуации. Мы все прекрасно это понимали.

Я не смотрела на маму, пока они не скрылись за поворотом. А когда посмотрела, она уже была в ярости.

— Какого черта они делали в моем доме? Ради чего приезжали?! Можно было бы ожидать чего-то подобного от матери Бретта, но отец-то у него черный. Он-то, по крайней мере, должен знать, что неприлично приезжать ко мне домой, чтобы проверять моего ребенка!

— Он приехал, потому что твой ухажер ударил меня телефоном.

Я посмотрела на Аллена.

«Я же говорила тебе, — подумала я. — Говорила тебе, что не буду молчать, вот и не стала».

Он тоже посмотрел на меня. Мама переводила взгляд с одного из нас на другого. Затем с окаменевшим лицом остановилась на мне.

— Чушь собачья, — пробурчала она.