— Я думаю, что я ей не нравлюсь.
Он покачнулся назад с удивленным видом и просто произнес:
— Ого.
Ранним утром следующего дня он отвез меня к матери, но не остался с нами. Мне стало легче. Да, пусть он и проявил доброту ко мне в доме тети, но я все равно немного напрягалась в его присутствии, тем более что оно чаще обещало страдание, нежели покой. Мама поздоровалась со мной через дверь, а затем сказала, чтобы я села в ванной на стул, который она принесла с кухни, чтобы сделать мне прическу. Я сидела, сонная, на стуле, ощущая убаюкивающее прикосновение маминых ладоней к голове. Закрыв глаза, я перестала сопротивляться и позволяла вращать свою голову в любом направлении, пока она заплетала одну косичку за другой.
— Надеюсь, ты знаешь, что вчера в церкви я плакала, — сказала она. — Аллен передал мне твои слова. О том, будто я совсем не люблю тебя. Ты и вправду так считаешь?
Открыв глаза, я увидела свое отражение в зеркале.
Я не это говорила Аллену, но не удивилась, что он исказил мой ответ. Он пользовался любой возможностью унизить ее в ее собственных глазах, и мне было очень неприятно от того, что он воспользовался для этого мною. Потупив взор, я ответила:
— Я так не говорила. Я сказала, что думаю, будто я тебе не нравлюсь.
Мама лишь фыркнула и спросила, явно не ожидая ответа:
— А какая разница?
После рождения Джориана мама вернулась домой из больницы в пунцово-красном платье для беременных, испещренном розовыми и оранжевыми цветами; бабушка держала одну ее руку, а тетя — другую. Лицо ее было напряжено от боли, страха и изнеможения. Она выглядела так, будто ее все раздражали, а я не хотела добавлять себя в этот список, поэтому просто проскользнула обратно в гостиную и села на пол. Я не стала задерживаться, чтобы посмотреть на новорожденного, которого все еще отстегивали от сиденья в машине. Прежде чем увидеть, я услышала его. Звук раздавался все громче по мере приближения ко мне — сначала свистящий, затем сменившийся своего рода ревом. Мне стало любопытно взглянуть на лицо кричавшего, моего брата, эту маленькую привязку к мужчине, которого я считала кошмаром своей жизни.
Младенец был красным, но только от плача. Успокоившись, он приобрел менее яркий коричневый оттенок. Кто-то положил его на диван, чтобы поменять подгузник. Я наблюдала за тем, как его одной рукой поднимают за обе ноги, вытирают и припудривают ему попку, а затем осторожно кладут в мягкое облачко подгузника. Я была очарована. Он обхватил своими малюсенькими, тонкими пальчиками мой самый маленький палец. Я влюбилась.
Джориан родился с зубами. Не с полным набором, но по крайней мере с двумя явно выраженными обрубками. Тети часто шутили, что маме не следует давать грудь такому взрослому мужику. Маме на момент рождения Джориана было тридцать три, а Аллен был еще старше. Бабушка засунула младенцу в рот пальцы, ощупывая десны в поисках этих удивительных зубов. Наткнувшись на них, она фыркнула.
— Вот что бывает, когда два слишком взрослых человека забывают о своем возрасте. Рождается еще один слишком взрослый.
Она покачала головой, раскачивая в руках младенца. Он в ответ посмотрел на нее и сжал десны до крови. Да, он был прекрасным, и я не могла наглядеться на него.
Вместо барьера для младенцев, который мы не могли себе позволить, мама переделала кофейный столик, которым отделила гостиную от кухни. Младенец оказался весьма подвижным. Пусть он еще не умел ходить, но всем было понятно, что за этим дело не станет.
На работе маме, как всегда, дали ежегодные бесплатные билеты в парк «Индиана-Бич», и на этот раз нас должен был отвезти туда Аллен. Мама попросила Ар-Си переодеть младенца. Братец взял малыша, попытался перешагнуть через столик и уронил ребенка, подхватить которого устремились шесть пар рук. Первой кровь заметила мама. Она раскрыла рот младенцу двумя пальцами и увидела, что тот потерял зуб. Я нашла зуб на ковре, подобрала его, очистила и положила в маленькую банку с песком, которую привезла из «Индианы-Бич» в прошлом году и хранила в своей комнате вместе со старыми рождественскими украшениями и любимой книгой.
Мама переполошилась. Если Аллен узнает о выбитом зубе, то может и не взять нас в «Индиану-Бич». Всем было строго-настрого запрещено рассказывать об этом и даже намекать на случившееся.
По пути в «Индиану-Бич» Аллен пристально поглядывал в зеркало заднего вида и наконец спросил:
— Что не так со ртом этого малыша?