12
Поначалу Аллен и моя мать были друзьями. Не скажу точно, когда именно их отношения переросли в романтические, но помню, как он начал приходить к нам все чаще. Поначалу он был вполне нормальным, даже приятным. Но чем больше времени они с матерью проводили вместе, тем очевиднее становились его страдания и потребность разделить их с другими. Одно время я думала, что они поженятся. Возможно, даже надеялась на это.
Его отношения с мамой носили периодический характер, и в период охлаждения она выглядела более счастливой. Она строила большие планы, хотела большего. Мы брали журналы про недвижимость в вестибюлях универмагов, приносили их домой, раскладывали у нее на кровати и обводили кружками понравившиеся предложения. Мама давала нам с братом задание — найти дом своей мечты и поделиться им с другими. Как по мне, так нам вовсе не нужен был Аллен или какой-то другой мужчина. Мы и так были семьей. Нам просто нужен был дом.
— Здесь мы не останемся, — говорила мама, взмахом руки обводя стены нашего жилища. — Мы переедем в другое место.
По выходным мы объезжали обведенные кружками дома из журналов, посещали районы, в которых все равно не смогли бы позволить себе жить, и медленно проезжали мимо знаков «Открыто» и «Продается», мимо домов с эркерами и высокими окнами, с белыми колоннами и гаражами на три машины. Заходить внутрь мы не осмеливались. Мы не осмеливались сделать реальный шаг навстречу физическому воплощению нашей семейной мечты.
Но мечта все-таки осуществилась, хотя для этого и потребовалось продолжительное присутствие Аллена. Я никогда не думала о том, как именно мама купила дом, как она оплачивала счета или как она продолжала справляться со всем сама. Маленькие дети не должны задаваться такими вопросами, и от них никто этого не ожидает. По поводу Аллена создавалось такое ощущение, как будто мы едем домой, взяв попутчика на заднее сиденье, и единственный, кто ему доверяет, — сам водитель.
И все же первая ночь в новом доме выдалась волшебной. Воспоминания о том, как взрослые вносят тяжелые коробки и мебель в прежде пустые комнаты и пустой гараж, давным-давно развеялись, но память о той ночи жива до сих пор. Не помню, чтобы там был Аллен, но вместо того, чтобы удивляться, почему ухажер моей матери не помогает ей переезжать, я благодарила Бога за то, что Он внял моим молитвам, и надеялась, что какое бы заклятие ни удерживало того мужчину, оно продолжит работать. Я надеялась на то, что здесь ничего плохого со мной не случится.
Хотя для нашей семьи этот дом был новым, мы его уже немного знали. Он принадлежал нашей тете Терри, старшей сестре матери, и она жила в нем со своими двумя детьми, моими кузенами Тэйви и Широй, прежде чем вышла замуж за моего нового дядю Тайрона. Еще задолго до того, как они переехали из этого «ранчо», я считала его идеальным. В нем были три спальни и просторный двор. По сравнению с кухней в нашей квартире здешняя казалась просто огромной. На дворе стояли турники и горка — немного поржавевшие, но все еще способные доставить удовольствие во время дней рождения, барбекю и ночевок. Я же больше всего полюбила выходящее на двор крыльцо.
День, пожалуй, походил на любой другой день, разве что я была немного взволнована началом новой жизни на новом месте, но вечер был разыгран как особая серия любимого ситкома. У мамы хватило сообразительности не продолжать распаковку еще и вечером, и она разложила матрасы со своей кровати в нашей общей комнате, поставила перед ними маленький телевизор и подключила к нему видеомагнитофон. Потом повернулась к нам и сказала, что сейчас мы закажем пиццу и фильм из «Блокбастера». Мы все втроем запрыгали, так как всегда были рады поесть, особенно пиццу, и еще более готовы спорить по поводу выбора фильма. В зависимости от того, объявляли ли в видеопрокате скидки и сколько фильмов мы готовы были посмотреть, мы обычно брали от одной до трех кассет. Мне не хотелось просить Бога о чем-то сверх того, что я уже попросила, из страха показаться слишком жадной или невоспитанной, но у меня появилось еще одно желание, и я тихо помолилась:
«Прошу, пусть это будет вечер с тремя фильмами».
Мама позвонила в «Pizza Hut» минут за десять до того, как поехать на Саутгейт-Плазу — в торговый центр, располагавшийся немного ближе к нашему дому, чем Сауттаун-Молл. Мы с бабушкой часто ездили туда на автобусе, заходя почти во все магазины и лавки и обычно ничего не покупая. Единственным местом, в которое мы с ней почти не заглядывали, но куда всегда водила меня мама, был прокат «Блокбастер». Бабушка не смотрела фильмы на кассетах и предпочитала большой экран. Но нам с мамой такие фильмы нравились. Сам по себе процесс заказа фильма мне казался чем-то священным, да и ей, по всей видимости, тоже. Она учитывала мои вкусы и временами даже пыталась мне угодить. Когда одна наша тетя попыталась позаимствовать у нас «Клуб радости и удачи», мама остановила ее, сказав: «Эшли еще не посмотрела его, и мне кажется, он должен ей понравиться». Она оказалась права, но тогда мне еще не было и десяти.
Заехав на парковку «Pizza Hut», мама быстро нашла свободное место. Повернувшись, она посмотрела на нашу троицу, пристегнутую ремнями к заднему сиденью.
— Я пойду возьму пиццу, — начала она, впиваясь глазами в каждого, прежде чем переходить к следующему. — А когда вернусь, то хотелось бы убедиться в том, что вы ничего не трогали, не вылезали из машины и даже не шевелились. Это. Понятно?
Последние два слова были отмечены очередным суровым взглядом и рассчитаны сразу на всех троих. Но предупреждать нас было не обязательно. Не раз и не два маме случалось, выйдя из магазина, обнаружить меня или брата сидящими на переднем кресле, воображающими себя водителем и во всю мощь легких подпевающими громкой песне по радио.
Но на этот раз ничего такого мы делать не собирались. Никто не хотел рисковать пиццей и вечером с тремя фильмами. В наших машинах иногда бывали кассетные проигрыватели, а иногда их не было, но радио было всегда. Ничто не могло сравниться с Анитой Бейкер, проникновенно мурчащей с передней панели: «Я сожалею, о да, сожалею. Честно-пречестно, правда моя…» У меня мурашки пробегали по коже всякий раз, как мама резко вытягивала руку, чтобы прибавить громкость, подобно тому, как соскакивает со своего места победитель лотереи, когда ведущий объявляет выигрышный номер. Если она при этом курила, то опускала окно и подпевала под завывание ветра, одной рукой держа руль, а другой размахивая в такт музыке. Мы, дети, подпевали — точнее, завывали во всю глотку — с заднего сиденья. «Потому что я была сильна, пропою я эту песню тебе, потому что я хочу выстоять и хочу извиниться, извиниться перед тобой».
Мама обожала музыку. Ни на каких инструментах она не играла, но пела неплохо, и пела мне на протяжении всей моей жизни. Иногда она буквально влюблялась в какую-нибудь песню или в какой-нибудь альбом и постоянно слушала его, до тех пор, пока тот не надоедал ей до чертиков.
Где бы мы ни жили, на заднем фоне всегда играла какая-нибудь приятная мелодия с глухими басами или проигрывалось видео с танцевальными упражнениями. Мы с братом всячески пытались подражать известным исполнителям — Уитни, Мэрайе, Майклу и Тине. Еще в начальной школе мы смотрели фильмы «Джексоны: Американская мечта», «На что способна любовь», «Телохранитель», «Жена священника» и «В ожидании выдоха». Наверное, мы были слишком маленькими для таких фильмов, но мама всегда была готова ответить на наши вопросы и объяснить непонятные моменты. Она знала, как сильно мы их любим. Романтика и страсть всегда были желанными гостями в нашем доме.
Особенно нам нравились голос Уитни и ноги Майкла. Мама иногда распускала волосы и самозабвенно пускалась в пляс, а мы с братом подражали Уитни Хьюстон из клипа «
Когда мы еще жили втроем в студии, я обожала наблюдать, как мама кружилась под песню «
Когда мы с братом подросли достаточно, чтобы понять, что танцевать мы не умеем, мы попытались это исправить и усердно просматривали один клип за другим. Тогда еще не было службы «DVD по требованию», не говоря уже о