– Я хотел с тобой поговорить, – заявляет он, переступая с ноги на ногу. Я смотрю на измочаленные отвороты его брюк. Я вспоминаю, как выдергивал нитку из этих самых отворотов, как касался скрытой под ними лодыжки, – та греза о воскресной прогулке в парке, как ни странно, оказалась реальностью.
Кроссовки сегодня другие. Я это замечаю.
Что сказать, не знаю. Разговор сейчас заводить вообще не хочется. Тем более что в видеораму должен заглянуть Ной после того, как купит готовую пиццу. В то же время я умираю от желания узнать, что понадобилось Кайлу.
– Я извиняюсь, – говорит Кайл. Так просто, так ясно. Я прислоняюсь к ближайшему кронштейну и едва не сношу полное собрание выступлений Эбботта и Костелло[33].
– За что? – переспрашиваю я. Вдруг я ослышался? Пытаюсь подобрать слово, по звучанию похожее на «извиняюсь», но таких просто нет.
– Я был неправ. Я ошибся. Я обидел тебя. И мне стыдно. – Затем, словно поймав запоздалую мысль – через запятую, – Кайл добавляет: – Я просто не мог не сказать тебе об этом.
Сколько раз я представлял себе этот разговор? И да, он получился совсем другим. Я думал, что разозлюсь. Думал, что превращу его «извиняюсь» в шипастую колючку и швырну ему прямо в сердце. Думал, что скажу: «Конечно, ты извиняешься!» или «А я еще больше извиняюсь за то, что спутался с тобой!»
Я подумать не мог, что не разозлюсь совсем. Я подумать не мог, что захочу утешить Кайла, мол, все будет в порядке.
Я смотрю на кассету с «Клубом “Завтрак”»[34] у него в руках и вспоминаю, сколько раз мы брали ее напрокат. И как мы по очереди озвучивали разных персонажей: иногда я был качком, а Кайл – зубрилой или принцессой. Я знаю, что и он наверняка это помнит. Я знаю, что он не мог брать этот фильм, не вспоминая меня так или иначе.
– Можешь ничего не говорить, – продолжает Кайл, а я вспоминаю, как сильно его нервирует молчание. – Ты, наверное, не хочешь со мной общаться.
– Это неправда, – машинально заявляю я, даром что разумная (то есть меньшая) часть моего мозга орет: «ПРЕКРАТИ! ПРЕКРАТИ!»
– В самом деле?
Я киваю. Дверь видеорамы открывается, и я отскакиваю на пару футов, фактически в секцию «Романтика». Но это школьные Барби и Кен, слишком поглощенные друг другом, чтобы заметить кого-то еще. При взгляде на них мне становится грустно.
– Ты кого-то ждешь? – спрашивает Кайл, безошибочно выбирая самый нежеланный мне вопрос.
– Что это ты вдруг переобулся? – перевожу я стрелки. – Неделю назад ты даже не смотрел на меня в школьных коридорах. В чем дело?
– А ты не понимаешь? – Лишь сейчас в Кайле проступают ярость и раздражение. – Я не мог с тобой общаться от стыда за то, что не общаюсь с тобой.
– Бессмыслица какая-то, – парирую я, хотя, разумеется, никакая это не бессмыслица.
Кайл гнет свое. Во взгляде у него проступает просьба успокоиться пополам с отчаянием.
– Какое-то время я думал, что поступаю правильно. И именно в этом был больше всего неправ. Но последний месяц или около того я пытался перестать думать о тебе, и у меня не получается. Не жду понимания, но я не могу тебя больше избегать. Я иду по школе и чувствую твою ненависть. А самое неприятное – тебя в этом не упрекнешь.
«Не утешай его! – вопит меньшая (то есть разумная часть моего мозга). – Не принимай его извинения так лег…»