Как мальчишка, грубый и беспомощный одновременно. Она провела рукой по его спине, чувствуя, как тепло разливается семя. Будто лоно плачет.

Давид уговорил Сисси пойти вместе с ним. Они пешком, почти как пара, прошли по пустынным в выходной день улицам к синагоге в Вестэнде. Давид разъяснял, что такое праздник шавуот. Сисси взяла его под руку. На ней был приличный костюм ржавого цвета, а сверху новый лиловый плащ, не подходивший по цвету. Давид всегда говорил о своей еврейской вере так, будто читал по книге. А Сисси не слушала. Она подсчитывала, сможет ли заплатить за среднюю школу сына. Тот хотел еще на два года остаться в школе, чтобы потом пойти учиться на турагента. А ведь Сисси хоть сейчас могла устроить его на обучение к мяснику. Жалованье восемьдесят марок в месяц. «Я не буду мясником! Только через мой труп!» – возмущенно закричал сын. Он не хотел носить резиновый фартук и копаться в падали. Он хотел сидеть в кабинете и продавать поездки в дальние страны. Сисси прекрасно его понимала, но с деньгами будет туго. Все-таки больше, чем сейчас, клиентов у нее не будет, хотя опыт и компенсировал процесс старения. Но как долго?

Давид объяснял, что в праздник шавуот вспоминают дар еврейскому народу Торы на Синайской горе. Зачитывание десяти заповедей возобновляет союз с Невыразимым. В празднике должны принять участие все, кто может, – младенцы, маленькие дети, старики. По традиции в этот день пьют молоко, к которому подают молочные блюда и мед.

– Потому что Тора, как молоко, Сисси. Молоко, которое народ Израиля жадно пьет, подобно невинному младенцу.

– Ах, вот как, – откликнулась Сисси.

Произведя подсчеты, она решила рискнуть. Хоть и потребуется на сто марок в месяц больше. На худой конец она встанет в баре «Мокка» еще и за барную стойку. Ей не нужно много спать.

В притворе синагоги толпились пришедшие на богослужение члены общины. Стены украсили березовыми ветвями и пестрыми лентами. Мужчины надели праздничные кипы, женщины – воскресные наряды и шелковые платки. Дети едва дышали от собственной благопристойности. Атмосфера была оживленной и радостной. Раввин Рисбаум, серьезный человек с открытым взглядом, который в последние месяцы помогал Давиду искать ответы на все его вопросы, связанные с верой, тепло с ним поздоровался, внимательно посмотрел на Сисси и кивнул ей. Давид надел фиолетовую кипу. Сисси, с улыбкой указав на свой плащ, заметила, что у них вид, почти как у близнецов. Она хотела пройти в молельный зал, но Давид направил ее на боковую лестницу. Женские места располагались на хорах. Сисси поднялась на несколько ступеней, осмотрела помещение над лестницей, где уже сидели женщины, девушки и маленькие дети и, обернувшись к Давиду, прошипела:

– Но отсюда мне будет видно только стену.

– Такая традиция.

– Это для меня слишком глупо. Я пойду.

Сисси развернулась и направилась к выходу. Давид удержал ее за руку.

– Останься, тебе понравится. Потом накроют стол. Яичный торт с творогом. И творожный пирог.

Сисси остановилась.

– Творожный пирог?

Давид улыбнулся.

– Творожный пирог и десять заповедей. Это самое главное.

Сисси помедлила, но затем развернулась и с некоторой неохотой поднялась по лестнице. Давид прошел в молельный зал, который был ему уже хорошо знаком. Некоторые мужчины приветливо кивали ему. И тем не менее он чувствовал себя обманщиком.

Вместе с другими женщинами Сисси сверху, за стеной, слушала молитвы, песнопения и отрывки из Торы. Она следила за чужим языком. Хазан декламировал по-арамейски:

Бог приготовит трапезу праведным. Да будут приглашены благочестивые, которые слушают славословие этой песни, на эту совместную трапезу. Да будете вы сочтены достойными сидеть в этом праздничном зале, так как вы выслушали десять заповедей, произнесенных в величии.

Мелодия напоминала Сисси песенку ребенка, который, заигравшись, напевает себе что-то под нос. Она не понимала слов, но десять заповедей знала хорошо. Каждую из них по отдельности она считала правильной. У Сисси были простые отношения с Богом: она Его оставила в покое, а Он ее. Она соблюдала почти все заповеди. Только родителей своих не могла почитать. Она их не знала.