На обеденный перерыв Ева осталась в зале. Может, она заболела? Она вспотела и носовым платком вытерла лоб. Вытащила из портфеля маленькую бутылочку с мятной водой, которую после обморока носила с собой и которая несколько раз уже помогла ей справиться с тошнотой. Ева открутила крышку и втянула носом воздух, ожидая резкого свежего запаха, но ничего не почувствовала. Нос заложило. Может быть, она все-таки подхватила грипп.
Давид тоже остался на месте. Он неотрывно смотрел на пустующую скамью подсудимых, на стул подсудимого номер четыре, который как раз обедал в столовой за залом с другими людьми, за крайним столом, охраняемый полицейскими от зрителей и репортеров.
После перерыва Надя Вассерштром продолжила давать показания. Ева переводила:
– Однажды подсудимый убил совсем молодого человека, немецкого еврея. Это случилось девятого сентября сорок четвертого года. Я хорошо это помню, потому что перед допросом тот потерял сознание в моем кабинете. От голода. Одна надзирательница принесла мне кусок пирога. Я отдала ему. Потом подсудимый вызвал его к себе в кабинет на допрос. Через два часа дверь снова открылась. Молодой человек висел на качелях. Он уже не имел человеческого облика. Одежды не было. Ягодицы, половые органы, все разбухло, кровило, было рваное, это был просто мешок, кровавый мешок. Тогда пришел другой заключенный и выволок его. Мне пришлось вытирать кровь.
Картина стояла у Евы перед глазами, она как будто находилась в той приемной, видела каждую подробность, черты лица погибшего, открытую дверь в кабинет, красный след, протянувшийся от качелей. Фиксировала каждую деталь и тем не менее была будто слепая. Ева растерянно оглянулась на зал и, встретив бесстрастный взгляд жены подсудимого, испугалась – она словно смотрела в зеркало. И наконец поняла, что сегодня было иначе: она больше ничего не чувствовала.
Давид встал, наклонился к микрофону, стоявшему перед светловолосым и, хотя не имел таких полномочий, спросил:
– Этого заключенного уносил его родной брат. Его младший брат, так?
Ева обменялась взглядом со светловолосым, тот кивнул. Ева обернулась к Наде Вассерштром:
– Это был его брат?
– Я не помню.
Давид поднял лист бумаги:
– Вот, госпожа свидетельница! Вы утверждали это два года назад, десятого января, во время первого допроса у следователя!
Ева тихо перевела Наде, та покачала головой. Давид вышел из себя:
– Она должна помнить! Спросите ее еще раз!
– Давид, сядьте, – прошипел светловолосый.
Одновременно заговорил в микрофон председательствующий судья:
– Я не думаю, что это имеет особое значение.
Светловолосый схватил Давида за плечо и усадил на место. Тот неохотно сел, провел рукой по волосам, но неожиданно опять вскочил, пробежал мимо зрителей, поднялся по ступеням и вылетел из зала. Подсудимый внимательно следил за ним, Ева видела это, а потом что-то сказал защитнику. Тот встал: его подзащитный хочет сделать заявление. Председатель повернулся к шимпанзе и сделал жест рукой. Пожалуйста. Подсудимый встал и мягким голосом сказал:
– В этот день меня не было в кабинете. Мы праздновали день рождения нашего коменданта. Он пригласил около двадцати офицеров на корабельную прогулку по Соле. Затем был обед в офицерском казино. Вы можете спросить мою жену, вон она, она при этом присутствовала. Или заместителя коменданта, он тоже был приглашен с женой.
Председатель обернулся к судьям. Они коротко посовещались. Вызвали жену подсудимого. Она вышла и стала медленно, обстоятельно описывать тот день. Ева и Надя Вассерштром пересели на сторону обвинения. Ева тихо переводила свидетельнице, которая внимательно слушала, не спуская при этом глаз с жены подсудимого. Увядшая красавица помнила множество подробностей, но прежде всего обед в казино. Была свиная поджарка. С картофельным пюре и огуречным салатом. Наконец она открыла сумочку и что-то достала.