– У меня правда была отвратительная ночь.
Ева закрыла альбом и вернула его в ящик. Напоследок она вынула и раскрыла папку из желтого картона, лежавшую справа от альбомов. Там родители хранили их детские рисунки. На верхнем рисунке был изображен небольшой дом – соседний с домом главного подсудимого. Островерхая крыша, кривая дверь и слишком большие окна. Возле дома держатся за руки две девочки, большая и маленькая, с косичками торчком. Из-за дома поднимаются в небо две красно-желтые полосы. Можно было бы подумать, что это плод детской фантазии, но Ева знала, что изображают эти полосы. Она откинулась на буфет, который когда-то служил ей замком.
Ближе к вечеру Ева вошла в здание прокуратуры. Она надеялась, что большинство сотрудников уже ушли на выходные и никто не увидит то, что она собиралась сделать. Она знала, что имеется список с более чем восемью тысячами имен офицеров, служивших в лагере. Он хранился в двух толстых папках, которые Ева видела неоднократно, когда председательствующий судья проверял показания свидетелей. Служил ли данный офицер в лагере во время данного происшествия? Нередко при помощи неподкупного списка показания оказывались ложными. Для свидетелей это всегда был унизительный момент. Они представали клятвопреступниками, только потому что не могли вспомнить месяц или время года, когда их мучили. До сих пор Ева боялась этих папок, однако ей и в голову не могло прийти, что ее жизнь как-то связана с ними.
Она прошла по показавшемуся бесконечным пустынному коридору. В конце, перед дверью, за которой находился архив, остановилась и подумала о тех запретных дверях из сказок, которые Штефан больше не хотел слушать. Ева вошла и, закрыв за собой дверь, сориентировалась в помещении без окон. На одной из полок – быстрее, чем ей бы хотелось, – она обнаружила обе серые папки и вытащила одну, на которой было написано «Персонал СС/концлагерь. А-Н». Осторожно, как будто папка могла взорваться у нее в руках, Ева положила ее на один из столов, сдвинутых в центре помещения.
В коридоре по-прежнему было тихо. А может, так же осторожно поставить папку обратно на полку, вернуться домой, принять ванну, прихорошиться и пойти с Юргеном в кино на фильм «Сокровище Серебряного озера»?
За стеной послышался приглушенный смех. Там располагалась маленькая кухонька. Наверно, секретарша фройляйн Лемкуль любезничает с Давидом Миллером или еще каким-нибудь стажером. Ева прислушалась. Опять смех. Да, точно, фройляйн Лемкуль, румяная легкомысленная женщина небезупречной репутации. Коллеги перешептывались на ее счет.
Ева открыла папку и провела указательным пальцем по регистру до буквы Б. Потом Бр. Перелистывая страницы, она читала имена. Сверху вниз. Брозе. Броссман. Бруккер. Брукнер.
В этот момент дверь распахнулась и в помещение ввалились два человека. Они, чавкая, целовались, их тела переплелись. Давид Миллер неумело расстегивал блузку фройляйн Лемкуль, та все смеялась. Давид прижал ее к столу и тут заметил Еву, которая неподвижно стояла по другую сторону стола перед открытой папкой с неподдельным ужасом на лице. Давид медленно выпрямился, подтянул фройляйн Лемкуль и растерянно ухмыльнулся.
– Простите, но на кухне так тесно.
– Мы просто зашли за документами, – неуклюже солгала фройляйн Лемкуль.
Ева захлопнула папку и тихо сказала:
– Я уже ухожу.
Она отнесла папку на место. Давид смотрел ей вслед.
– Ты ведь никому не расскажешь, Ева? – нервно спросила фройляйн Лемкуль. – Это всего лишь невинная шутка…
Ева вышла, не ответив, и закрыла за собой дверь. Поведя плечом, фройляйн Лемкуль посмотрела на Давида:
– На чем мы остановились?
Но тот, высвободившись, подошел к полке и вытащил папку, содержание которой так потрясло Еву.
В понедельник был выходной. Для семьи Брунс это означало совместный ужин. Даже Аннегрета пыталась так организовать свои смены в больнице, чтобы по понедельникам быть свободной. Ужинала семья Брунс в половине седьмого на кухне. На столе обычно был хлеб с колбасой и сыром, иногда рыбные консервы. Для Штефана мать открывала банку его любимых огурцов в горчичном маринаде, отец готовил большую миску своего знаменитого салата из яиц с каперсами и майонезом, который значился и в меню «Немецкого дома». Но свежий укроп Людвиг использовал только для семьи. «За любые деньги».
В этот вечер окна на задний двор были открыты, так как для начала мая стояла необычно теплая погода. Доносилось пение одинокого дрозда. Все уже сели за стол. Только место Штефана пустовало.
– Штефан! Ужин! – крикнула Эдит.