— Да, так вот и есть. Они вымогали с налогоплательщиков гораздо больше положенного. Закон не преследовал грабительские действия сборщиков налогов. И к 1940 году Базыбековы обзавелись хозяйством и переехали в Калмык-Куринский уезд. Последние два года Базыбековы жили в Текесе и по-прежнему помогали Турсуну и Ибрагиму в розыске людей, которые относились враждебно к диктатуре гоминьдана. При их содействии в Калмык-Куринском уезде полиция арестовала Намаза Толхунова и его четырех товарищей, а потом еще пятерых калмыков, готовившихся к нелегальному уходу в СССР…

Откровенность Тастана Кабылтаева, с которой он рассказывал о связях Базыбековых с чиновниками кунанжуз, обнадеживала. «Однако. — подумал Галиев, — назовет ли он нам тех, кто может подтвердить его рассказ». И тут же спросил об этом Кабылтаева.

— А вы спросите моего брата Дулата, — не задумываясь, ответил Тастан. — Он все подтвердит. Да и зять их Бахыт Талапбаев многое мог бы рассказать. Хотя… Ну и, конечно, бывшие жители Калмык-Куринского уезда знают о Базыбековых…

На покрытую снегом землю уже легли длинные вечерние тени. Лучи заходящего солнца терялись в садах, когда закончился разговор с Тастаном.

Проверить полученные сведения следовало немедленно, но осторожно.

— Игидов прав, именно сейчас, а не завтра, надо поговорить с Дулатом Кабылтаевым, — сказал Шайгельдинов. Набросив на себя пальто и шапку, быстро направился к дому Кабылтаевых. На дворе уже совсем стемнело, когда он подошел к окну, слабо освещенному керосиновой лампой, и легонько постучался. Тотчас к окну прильнул лицом Дулат, и Зияш услышал его глухой голос:

— Кто там?

— Вас вызывают в райотделение. Идите скорее, — сказал он по-казахски и тут же отошел в сторону от освещенных окон. Спустя несколько минут вышел Дулат Кабылтаев. Он на ходу застегивал полушубок и, хотя был человеком не из пугливого десятка, вздрогнул, когда услышал в темноте от рядом стоявшего Зияша: «Пойдемте».

Рослый и плечистый, подобно Тастану, смуглый, Дулат настороженно смотрел на чекистов. Потом освоился и стал спокойно рассказывать о себе и своих делах.

— Как это вы решились, наконец, вернуться на родину из Синьцзяна? — спросил его Райхан Галиевич.

Дулат Кабылтаев задумался и спустя минуту ответил:

— Мы не одни приехали сюда, а с Базыбековыми. Я и брат слышали, что здесь нас примут, обеспечат работой и жильем. Ведь домой возвращались. Сначала я дал согласие Орхе, а затем уговорил ехать и брата с семьей, но поставил условие, чтобы нам дали лошадей.

— Когда Орха Базыбеков вел этот разговор с вами и чем он мотивировал необходимость поездки? — спросил Галиев.

— Это случилось в ноябре или октябре 1943 года. Одним словом, незадолго до нашего отъезда из Текеса, где мы жили последние годы. Говорил со мной сам Орха, у них в доме… Говорил, что бояться нечего. «Там нам будет неплохо. А чтобы не подозревали в чем-то, все берем с собой семьи и приглашаем еще несколько человек», — сказал он. Я еще удивился насчет подозрений, и Орха, поняв, что сказал лишнее, стал объяснять, что, мол, если приедешь без семьи, то станут, подозревать, не думаешь ли назад бежать? Может, барымтачить приехал? А тут семья, значит, и доверия больше. Учил, что говорить пограничным властям.

— Разве Орха не сказал вам, зачем он едет к нам? — вставил Шайгельдинов.

— Говорил, что в Синьцзяне оставаться дальше опасно.

— Ну и как, дали вам с братом лошадей? — спросил Шайгельдинов.

— Да, но за ними пришлось мне с Орхой съездить в Калмык-Куре, к одному баю.

— И почем же обошлись лошади?

— Сколько отдал Орха и отдал ли вообще, я не знаю. Мы с братом денег не платили. А теперь даже не представляю, как быть.