Майор прошелся по кабинету и снова заговорил:

— Дальнейшие шаги наметим после, в зависимости от того, что даст нам эта проверка. Одновременно займитесь серьезно и Саттаровым. Он ведь был сборщиком налогов да еще и десятидворником, давшим подписку, а эту службу кунанжуз[97] доверяла, как правило, только верным людям. Тот факт, что Саттаров дал им подписку о сотрудничестве, говорит о многом… И из-под стражи освободите, поскольку оснований для ареста нет.

Наконец, все было обговорено, и они с Николаевым направились перекусить.

— Вы знаете, — вспоминал по дороге в столовую Урайхан Куспангалиевич, — работа по перебежчикам из Синьцзяна напоминает мне зиму 1941/42 года. Война застала меня в московской школе госбезопасности, и я, вскоре после введения осадного положения в Москве и прилегающих к ней местностях, был назначен военным комендантом Балашихинсксго района. Нелегкое это было дело. Наряду с выполнением общих задач, обеспечением безопасности и порядка в густонаселенной прифронтовой полосе мы вылавливали в массе беженцев паникеров, немецких пособников и шпионов абвера.

В одну из ненастных ночей я ехал в расположение одной из частей Красной Армии. Начался налет немецкой авиации. Части противовоздушной обороны вели артиллерийский и пулеметный огонь, и такой, что порою было так светло, что, как в песне поется, хоть иголки собирай. И вот в такой момент я увидел, как у опушки леса приземляются один за другим трое парашютистов. Поспешно отстегивая ремни парашютов, они сразу же побежали в сторону леса. А нас было двое: я да шофер. Но повезло, до части было близко, и я быстро вернулся к этому лесу с группой автоматчиков. Завязался короткий горячий бой. В нем мы двух подстрелили, а третьего захватили живьем. С ним оказался и портативный радиопередатчик. Задержанный рассказал, что их забросили в тыл частей Красной Армии для разведки мест концентрации советских войск.

Или вот еще… Как-то раз, в самом районном центре, городе Балашихе, я шел обедать. У самой столовой меня остановил старичок и говорит: «Вы будете военным комендантом?»

— Да, — отвечаю ему. — А в чем дело?

«Хочу, — сказал старик, — показать вам одного типа. Уже два дня вертится в нашем городе. Как только где скопится народ — на вокзале, у магазина или еще где-нибудь, он тут как тут».

Старик подвел меня к перекрестку и из-за угла показал на здание на другой стороне улицы. Это был магазин, возле которого толпилась очередь. В ней стоял и вызвавший подозрение старика мужчина средних лет. Ни одеждой, ни чем-то другим он не отличался от остальных. А оказался, как выяснилось потом, врагом и очень опасным. И в этот раз в очереди за хлебом вел провокационной разговор о скором падении Москвы. Люди из очереди помогли чекистам разоблачить его.

Уже за столом Урайхан Куспангалиевич, вздохнув, закончил:

— Так-то вот! Не было часа спокойного. Теперь у нас другие обстоятельства, и беженцы не те, а это осложняет выяснение их побуждений. С разбегу никого не раскусишь, работать надо и очень много.

Когда официантка подала обед, Куспангалиев, принимаясь за еду, весело бросил: — А тот старик стал моим хорошим знакомым, и когда мне удавалось бывать в балашихинской столовой, я иногда там встречал и его. Он не поехал с семьей в эвакуацию, остался дома, настолько был уверен, что Советская Армия немцев дальше не пустит…