— В конце августа 1945 года, — ответил Николаев. — Точного числа не помню, но где-то между 25 и 31 августа.

— Так к этому времени повстанцы заняли всю территорию Илийского округа, и войск гоминьдана там уже не было, — оживился майор. — Его объяснения — это неумная ложь. Он думает, что мы тут ничего не ведаем о том, что на той стороне делается. Дело явно нечистое, и вы с Галиевым, — скупо похвалил он Николаева, — не зря его заподозрили в том, что он возможный связник Орхи Базыбекова.

— Надо искать людей, хорошо знающих Саурбековых по Синьцзяну, — заметил Николаев.

— Не каждый из них, — немного обождав, заговорил Каунышбаев. — знает о причинах побега Саурбекова на нашу сторону, да еще с женой. Взять, к примеру, уже известных нам Орманова, Асанова и Мурзалиева. Они могли и не быть в курсе тех обстоятельств, при которых Саурбеков скрылся из Восточного Туркестана. Да, кстати, давайте сопоставим, кто из них и когда пришел в СССР.

Каунышбаев взял со стола блокнот с записями на заставах, нашел нужное место и стал читать про себя.

— Ну, вот, видите, — заговорил он спокойно, вполголоса. — Двое из них перешли границу в зиму 1944/45 года и каждый отдельно, а Мурзалиев прибыл еще в 1942 году. Так что все они ушли в Советский Союз раньше Саурбекова.

— Да, конечно, вы правы, — ответил майор Каунышбаеву и, обращаясь уже к Николаеву, сказал: — Не так скоро и не легко все выяснить. Но дело требует, надо настойчиво поискать нужных нам людей. Одновременно следует побыстрее узнать о том, что могли рассказать о себе Саурбеков с женой своим местным родственникам и знакомым. Давайте подумаем, как это сделать.

— Больше всех, видимо, знает о жизни Дарии и Кенена на той стороне Торгын, вторая жена отца Дарии, — сказал Каунышбаев, прикуривая папиросу. — Женщина только с женщиной может всем поделиться, — выдохнул он вместе с дымом.

— А где живет старик Валиев, на центральной усадьбе или на отгоне? — обратился майор к Каунышбаеву.

— На зимнем отгоне, на южном склоне хребта Каратау.

Каунышбаев взял линейку, подошел к карте и указал расположение зимовок всех колхозов и совхозов района.

— А выпаса колхоза «Костюбе» вот здесь. Там по сохранным распискам держат скот многих перебежчиков, там же две лошади, на которых приехали Саурбеков с женой. В райисполкоме есть указание центра о передаче заготскоту пока что только лошадей и оплате их стоимости перебежчикам. Так что заодно проверим сохранность лошадей, да и другого скота, — закончил Каунышбаев.

Когда детали намеченного разговора с Валиевым и его женой Торгын были обсуждены, на дворе уже стояла предзакатная пора.

К вечеру следующего дня Каунышбаев с Николаевым, преодолевая снежные заносы, насилу добрались до зимовья колхоза «Костюбе». Остановились у заведующего фермой. Пастухи и чабаны уже пригнали скот с пастбищ, но чекисты не могли начать намеченных бесед, поскольку то и дело заходили посторонние люди, не спрашивая разрешения, просто, чтобы удовлетворить свое любопытство. Кто долго жил в отдаленных, «глубинных» урочищах, тот знает, как живо всеми воспринимается приезд человека, тем более нового.

Нужные сведения о том, у кого сколько и какого скота находится на сохранении, чекисты смогли получить лишь после ужина, и проверку наличия скота начали только ранним утром. Одна за другой уходили отары овец, табуны крупного рогатого скота, косяки лошадей. Погнал своих лошадей и пастух Мурат Валиев. Он уехал, а Каунышбаев с Николаевым пошли в его дом оформить копию сохранных расписок.

Торгын встретила их приветливо, пригласила пройти в большую комнату, застланную кошмами, а поверх паласами, бросила на пол, для каждого, ближе к стене, по одной подушке и вышла, но вскоре вернулась с круглым низким столом, поставила его перед отдыхающими чекистами, накрыла скатертью и вслед подала две пиалы свежего айрана. Отпивая небольшими глотками чудесный напиток, Николаев и Каунышбаев на обороте сохранных расписок делали пометки о результатах проверки, ставили дату и расписывались. Они не торопились. Дабыл брал очередную расписку, читал ее вслух, спрашивал, знает ли Торгын хозяина. Наконец, очередь дошла и до расписки на две лошади, принадлежавшие Саурбекову.

— Это наш зять, — заговорила, улыбаясь, Торгын сразу же, как Каунышбаев закончил чтение расписки. По ее лицу пробежала тень смущения, она даже покраснела. Заметив это, чекисты засмеялись, а Каунышбаев сказал:

— Понятно, — зять-то в отцы вам годится.

— Что вы. Он почти ровесник моему мужу, — отшутилась она снова и еще больше покраснела и рассмеялась. Разговор перешел на жену Кенена.

— Как же она в Китай попала?